Полет над пропастью

справилась, я удивился. И везде успевает. Так что через пару недель заберем тебя в город. Ты понемногу собирайся. В крайнем, приедем с Анжелой, заберем и увезем.

—

Вася, мне еще и полсотни лет не исполнилось, а вы уже крест на мне поставили, — вздохнула баба,

—

Как так? — растерялся зять.

—

Ну, вот ты устроил свою личную жизнь! А меня квартиры лишили, теперь вовсе хотите в клетку закрыть наглухо. Даже не спросили, может, хочу свою семью создать. Или я уже не человек, по-вашему?

—

Варя, тебе никто не вяжет руки. Не захочешь с нами, хоть квартиру или особняк купим. За тем остановки не будет, даю слово. И на личную жизнь никто не посягает. Кстати, мы живем не замыкаясь. К нам часто приезжают наши друзья, очень порядочные, приличные люди. Средь них нет случайных. Это деловые партнеры по бизнесу, все до единственного из высшего общества. Конечно, состоятельные, уважаемые, надежные. Тебе с ними будет интересно. Я больше чем уверен, что никогда не захочешь вернуться в Липки, — рассмеялся зять.

Когда Вася уехал, к Варе заглянула Галя.

—

Ну, чего прокисаешь? Васька приезжал, а ты тверезая как дура! Или он «на пузырек» не колется? Нее, я б такого зятя по шее подналадила б! Кой прок с эдакой родни, чтоб его черти обоссали!

—

Не брешись, Вася хороший!

—

Кинь ты! Лешак мохноногий! То ведомо, что к теще без бутылки возникает, немытый боров? Я б не хотела такой родни!

—

А я скоро насовсем в город уеду! — рассказала о коттедже.

—

Зять даже фотографии его показал. Да что на них увидишь? Вот приеду, сама оценю! Все, как есть, разгляжу!

—

Зря ты в это вмешалась! Жила в своем углу и нехай не трогали б! На что согласилась? Теперь станешь у них на поводу до стари маяться! Оно тебе надо? Жила б сама, как цветок в палисаднике, и никто — не указ. Захотела б, приголубила какого миленка, а нынче, куда приведешь хахаля, коль всякий шаг на виду? Не-ет, подруга, сглупила ты по-крупному. И Мишку прохлопала, и сама в клерку попадешь. На хрена тебе сдалась лишняя морока?

—

Вася говорит, коль не уживемся, купит мне отдельный особняк или квартиру!

—

Пойми, подруга, ты еще молодая баба! Не рвись в старухи! Покуда радостей от жизни не поимела, не впрягайся в хомут, мой тебе совет, о себе чаще вспоминай. Вон мой старший малец женился, невестка родила и просит чтоб я приехала к ним помочь с дитем. Я им вглухую отказала. А кто двух других присмотрит? Им и приготовить, и постирать надо. Опять же хозяйство, дом, огород на кого брошу? Да и сама мохом не покрылась. Живая, мне тоже свое требуется. А разве не так? Иль я свою природу в пеленки выронить должна? Ни хрена того не будет! Я троих сама подняла! Мне свекруха не подмогнула никогда! Эта с одним взвыла! Хочет меня запрячь, но вот ей! — свернула шиш и, послав невестку в неприличное, рассмеялась громко:

—

О! Как вчера с пасечником оторвались! Прямо в гречихе он меня словил! Ему пчелы за помеху не то жопу, чуть яйцы не отгрызли. Ты б видела эту комедь вприскочку. Пчелы кусают, хахаль вскрикивает, как наездник, а мне смех и грех, все ноги покусаны, попробуй, улежи? Не столько удовольствия, сколько криков было! Зато есть что вспомнить, — смеялась Галка и добавила:

—

Сговорились мы с им в лесочке встречаться, там тихо, никто не увидит и не помешает. А и ты не зажимайся в избе. Чего сиротою горюешь, присядь вечерком у своих ворот на лавочке, мигом хахали слетятся. Выбирай любого на свой вкус.

—

Я однажды присела. Ну и подошел дед Силантий. Ему в прошлом году всей деревней девяносто лет отметили! — рассмеялась Варя.

—

Так вечером выйти надо! Этот дед только по светлу ходит. Чуть потемки, ни шиша не видит. А и хахали белым днем не подходят, только в сумерках. Тогда самый клев на мужиков. Присядет вроде поговорить по душам, а вскоре уже на ночку клеится, уговаривает. Глядишь, и второй с другого боку за задницу пощипывает. Так вот втроем идем в лесок.

—

Втроем? — удивилась Варя.

—

А что такого? Бывало, за весь вечер никого! Все занятые своими бабами. Нам остаются те, кто до дому не успел дойти. Мы их на ходу отлавливаем. Чего вылупилась? Все бабы и девки так то заманивают. Что делать, коль мужиков мало и на всех, ну никак не хватает! Вот в городе с ими проще, там хахалей много, можно на ночь какого-то отловить, если приспичит! — смеялась Галька.

—

Я из невезучих, — отмахнулась Варя.

—

Чего ты так расклеилась?

—

Один умер, второй сбежал…

—

Ну и хрен с ими! Покуда баба живая, мужик сыщется! Главное, подруга, не теряйся! Дети детьми, а и себя не забывай! Жизнь — короткая штука! Вон бабка Уля, на что дряхлая канитель, а еще дает дрозда. Недавно бухгалтеру с бабочкой так отпела, мы уссались со смеху. Тот ее спросил, когда она умывалась в последний раз, та и ответила:

—

То неважно когда умывалась, зато подмываюсь каждый день, потому как хахалей уважаю. Трое их у меня, ни чета тебе, рыло свинячье. Да я с таким как ты, козий выкидыш и под забором не присяду, даром, что на тридцатник молодше!

—

Так вот он больше бабку не задевает. Обходит подальше, чтоб она его с ушами в говне не утопила. Ей такое отмочить, как нечего делать.

Варя посмеялась от души над старой проказницей Улей, какая везде и во всем была не промах. Умела выпить наравне с молодыми, не проходила мимо мужиков и говорила:

—

Покуда баба умеет согреть ухажера, смерть ее не тронет, обойдет…

—

Не доверяйся детям без оглядки. Она хочь и дочка, но нынче ни про тебя, о себе думает. Будь осторожной, чтоб не осталась в стари на улице.

—

Да что ты, Галька несешь? Прямо совсем изговняла моих детей. Чего каркаешь, поимей совесть, — обиделась Варя на соседку. И когда через две недели Василий приехал забирать тещу в город, Варя даже не пошла проститься с Галиной, обиделась на нее. А Галя смотрела из окна, как торопливо носит Василий в багажник машины чемоданы, узлы, сумки. Вот и сама Варя вышла на крыльцо. Закрыла дом на замок, перекрестила избу и себя, не спеша сошла с крыльца, увидела в окне Галку, поклонилась, будто попросила прощенье за все разом, помахала рукой и села в машину.

Зять, едва свернули на большак, включил крутую скорость и повел машину в город.

—

Мы с женой решили больше не отпускать тебя в деревню. С недельку отдохнешь, отвезу в салон красоты, по магазинам походим, оденем и обуем, чтоб стала еще лучше, чем была при муже, — глянул на Варю, у той по щекам катили слезы.

—

Ты о чем плачешь? — спросил растерянно.

—

Не думала, что вернусь в город, ведь уезжала навсегда, простилась. А получилось иначе.

—

Мы только люди, и поверь, судьбой своей не управляем. Есть выше нас, — глянул на небо:

—

Там все предрешено, и место каждого определено. Я тоже догадываюсь, что говорила тебе перед отъездом деревня. А знаешь, почему отговаривали, да из зависти! Потому что самих не взяли в город дети. У всех свои причины, но главная одна: потеряно тепло, какое когда-то держало всех у одного очага.

Кто-то должен был поддерживать это тепло постоянно. Но не хватило сил и все распалось. Другие проглядели и не увидели как погас огонь, ушло тепло, забылось родство, распалась семья. Я думаю, ты станешь хорошей хранительницей нашего очага, семьи, дома. У меня не было матери. Вернее была, но только родительница, матерью ей не суждено было стать. Не имел сестры, теперь ты мне