Полет над пропастью

—

Два года судился со мной. Хотел поиметь с меня деньги за ожоги, да не на ту нарвался. Его и теперь по городу Паленым дразнят.

—

Приходил он к тебе потом?

—

Ко мне не заявлялся, в судах виделись. Он все успокоиться не мог. А тут я не выдержала, вышли из суда, а я ему цыганскую иглу по самое ушко в бок впорола. И предупредила, коль еще в суд выдернет, я его ножом достану. Поверил! А я устала от судов, да и от иждивенца тоже. Всякой бабе хочется иметь опору в мужике. Иначе зачем он нужен? Развлекашку на ночь можно найти за любым углом, то не проблема нынче.

—

Ну, а с детьми так и оборвалось? — поинтересовалась Варя.

—

Я обоим своим ребятам сказала, пока они живут с этими чмо, Чтоб ко мне ни ногой. Не хочу видеть облапошенных полудурков. Тем более, что грызутся целыми днями. Чую, обдерут моих ребят, выгонят из квартир, а себе приведут других кобелей. Они и так мужикам изменяют.

—

Заставали?

—

И без того не слепая. Все время на них обновки меняются, украшенья дорогие носят. Откуда берут? Их получки на хлеб не хватит, а они всякую неделю в новых цепочках и перстнях щеголяют.

—

Может, ребята наряжают?

—

Только не мои! Это знаю доподлинно. Эти скорей снимут с них! Чтоб купить и подарить, до того мозги не созрели. Они мне никогда ничего не дарили. Чужим и тем более! С них не выдавишь копейку! Мое воспитание!

—

А как же с квартирами будут, если разойдутся? — округлила глаза Варя.

—

Не получат те прокунды ничего! Или я своих сынов не знаю. Уж говорю, что обдерут, а на самом деле мои сами кого хочешь облапошат. Вон младший мой похвалился, что жену и детей от себя выписал, а к теще прописал. Это уже к разводу готовится сын. Старший тоже не пальцем делан. Надумал свою к брату прописать в квартиру. Тот после Чернобыля совсем плохой, пусть сестра о нем заботится. Он уж на двор не выходит вовсе. Совсем худой, аж прозрачный сделался, а квартира хорошая. И пенсию ему прибавили. На нее гурьбой жить можно и не работая. Одно плохо, всю квартиру он провонял, смердит от него, как от трупа. Терпеть тяжко. Когда сдохнет, жилье с год придется проветривать. Ну, это ихние заботы! Пусть сами в них кувыркаются.

—

А теперь одна живешь?

—

Я? Ты что? Когда я сама прокисала? У меня дом! С ним забот по макушку! Вот и пользую хахалей на хозяйских заботах. Первый, какой в койке валялся, ни хрена не делал, зато железо и брус привез для ремонта, он, зараза, сторожевал на стройке ночами, потому днем отсыпался. А покрыл крышу тот, какой жопой гвозди дергал. Но вот, козел облезлый, другого не умел. Кровельщиком был. Третий — дом изнутри весь подтянул. Как игрушку сделал. И еще за это хотел деньги с меня сорвать! А я его кормила, обстирывала, в постели была, про это вовсе позабыл, выродок проклятый, ну, разбежались мы с ним вничью. Правда, грозился, таракан кастрированный, спалить меня вместе с домом, так я собак завела таких, что близко не подойдет. Не веришь, другой хахаль чуть ни в окно влезал. Так и его за жопу прихватили. Целый месяц псы к нему привыкали. Ну и тут не повезло. Этого вышибла кулаками со двора. Он, змей ползучий, ворюгой оказался. Хотел за моей спиной отсидеться и время выждать. Но менты его нащупали и спросили меня. Я все доподлинно им выложила, что ночами на работу ходит, говорит, будто в личных телохранителях «пашет» вместе с напарником. Ну, деньги он давал мне неплохие. А где их брал? Короче, выгребла его от меня милиция. И враз в наручники взяла. Жалко мужика, спокойный был человек, а главное денежный! — вздохнула комендантша:

— Ну, эти все — хренатень. Самый смешной был последний. Сантехник! Чтоб он в той канализации задохнулся, козел зловонный! Таким продвинутым прикинулся, говорил, что без него никто не продышит, будто он главный во всем городе. А сам канализации городские чистил! Во, хмырь прокаженный! Было, вернется домой с работы, от него не то псы, все мухи в обмороки падают. В избе, как в том люке, не продохнуть! Все провоняло канализацией. Двери всегда открытыми держала, чтоб проветрить дом. Что ни приготовь, все говном воняло. Сущее наказание не человек! Меня от него тошнило! Ни пожрать, ни заснуть не могла. А он все хохочет, мол, что воняет, то и пахнет… Случалось, даст деньги, а от них дерьмом несет. Я и сама от него провонялась. Люди меня обходить стали и косились, думая, что я обосралась и вот-вот из меня повалит наружу прямо из-под юбки. Даже в магазин не хотели пускать. Случалось, воду зачерпну кружкой из ведра, чтоб попить, поверишь, от нее не только запах, а и вкус дерьма. Ну никакого спасенья от вони. Так-то сознанье потеряла однажды, тот сантехник — жеваный катях, потешаться надо мной стал. Ну, блин, что тут случилось, мама родная! Я как вскочила на свои мослы, сгребла в охапку того сожителя да за ворота выбросила, а по пути пиздюлей отвалила, сколько успела. Он уже не хохотал, волком взвыл, зараза вонючая! Побежал от дома так, будто сто чертей за ним гнались. Пятками жопу доставал. Ну, а я дом проветрила и отмыла от козла. Нынче, прежде чем хахаля в избу привести, со всех концов проверяю и обнюхиваю. Сама понимаешь, мужик для здоровья нужен, а не для вреда организму! Вот так решила! Нынче присмотрела одного таракана. Старый шельмец, из бывших военных, в отставке канает. Он в грядках возле своей избы ковыряется. Говорит, что ему важен не результат, а процесс, а работа на участке нервы успокаивает. Так вот тот полковник ко мне в гости повадился, слышь, Варя? То пучок редиски иль луку принесет. И сидит бахвалится, что лучше чем он хозяина на земле нет. Я и спроси его, нешто кроме редиски с луком он ничего не ест? Он себя вегетарианцем назвал и сказал, что мясо не жрет. А тут жарю котлеты, тот мудило заявился с пучком укропа. Ну, я его за стоп, котлеты подвинула, целую тарелку сожрал! Я так и поняла, что он домой мясо не покупает, но от халявного не откажется. А значит, жлоб! С таким надо осторожней. Но не спешу его привечать, дальше кухни не пускаю. Разговоров о личном не веду. Пригляжусь, на что он кроме грядок годится? Мужики, они теперь как зоопарк, одни павлинами перья распускают, а кроме хвоста ничего нет, другие, сущие крокодилы, ловят баб, где б у них кусок отхватить пожирнее, иные, вовсе обезьяны сущие, настоящие алкаши и бездельники. Вот только львов среди них нету, одни волки.

—

Видно, Людмила, мы с тобой лучших не достойны, — рассмеялась Варя.

—

Чего? А чем мы не бабы? Ты погляди, все при нас и кругом шестнадцать, что положь, что поставь! Пусть сдохнет тот, кто другое скажет! Я, если под настрой, любого укатаю до седьмого пота! А мужики на что годны? Смех признаться, из всех моих бывших

хахалей ни один не сумел хотя б мало-мальски согреть.

—

Крепкая ты — женщина! — похвалила Варя.

—

Ой, милая, какой иначе быть? Я ж первый раз замуж в пятнадцать лет вышла. Конечно, под кустом поженились. Он уж армию отслужил. Ну и заделал мальчонку, пришлось ему на мне жениться, иначе в тюрьму мой отец его отправил бы. Так-то и стала мамкой в шестнадцать лет.

—

Зачем так рано?

—

Уж так приспичило. Транда не голова, ей не прикажешь, она своим умом живет.

—

Двоих сыновей родила?

—

Не-е, мальчишки от разных мужиков! С первым через полгода разбежались. Лупить стал, и все по животу кулаками. Видать, хотел, чтоб я ребенка скинула. Но хрен ему по самые уши! Пацан за меня зубами держался и не выскочил на свет раньше времени! А отец мой увидел синяки на моем пузе и подал в суд за издевательства. Мужик отцу в ноги упал, уговорил забрать заявление, не позорить, пообещал, что пальцем больше не тронет. А вскоре напился опять. А утром на чердаке повесился. В записке меня и отца во всем обвинил. Будто я виновата, навязалась и повисла на шею. Но это брехня! Он пережрал самогону! Почти двухлитровую банку один высосал! Вот и опозорил ни за что, не хотел ни растить, ни алименты платить. Зато со вторым шесть лет жили! Но его дети увели от меня, уговорили в семью вернуться. Что тут поделаешь, не стала мешать людям. А моему, нашему с ним сыну, он все время помогал. Со мной и по сей день связь не теряет, звонит, все с ним по-доброму и поныне, грех обижаться. Никого не забывает, настоящий мужик, потому со мной не остался. Сперли его, из-под носа увели!