отойти.
Вадиму было не по себе. Обгорелое лицо было обезображено убийцей еще до сожжения, до смерти. Ни одной черты не возможно было увидеть, угадать.
Окровавленный кусок арматуры лежал неподалеку. Рядом с ним пятно крови. Уже почерневшей, словно обугленной.
Метрах в пяти от этого места — лужа крови. Но никаких следов драки, борьбы, ни единого отпечатка на потрескавшемся асфальте.
— Посмотри, пуговица чья-то! — указал Вадим.
— Это мелочь. Ты обратил внимание на труп?
— Ну и что? Там ничего не увидишь.
— А ты повнимательнее посмотри! — предложил Потапов. И, нагнувшись к самому уху, что-то прошептал коротко. Вадим от неожиданности остановился:
— Неужели он?
— Вглядись получше.
Но нет. Узнать покойного было невозможно.
— Смотри! С руки предусмотрительно сняты часы и кольцо. По ним легче было бы опознать. А значит, действовал не новичок, опытный киллер, махровый. У него на счету не одна душа загублена, — Потапов обошел труп и осмотрел, подняв, полуобгоревшую подошву. Подозвал следователя. Тот глянул равнодушно:
— Ну и что? Это ни о чем не говорит. Не документ, не вещдок!
— Тридцать пятый размер! Это ни о чем не говорит? — искренне удивился Потапов.
— Такой размер каждый пятый житель города носит! Каждая третья женщина!
— Убит мужчина! Вы же видите? — показал остаток уцелевшей подошвы.
— Может, подросток…
— Обувь модельная, не подростковая. Подошва кожаная, дорогая.
— Да, но по ней одной как установишь личность убитого.
— Сделай сообщение по телевизору. Это просто и банально. Думаю, скоро сумеете установить личность убитого. А при желании и убийцу установите, — бросил Потапов уже у входа.
Как он и предполагал. Попова нигде не оказалось. Он не пришел не работу. Не было его и дома. Не приезжал Петр и к Любови Ивановне. Ни в больницах, ни у друзей не обнаружили его. И после передачи по телевидению следователю прокуратуры позвонила Любовь Ивановна. Тот, назначив ей встречу, предупредил Потапова, пригласил прийти.
Любовь Ивановна вошла в кабинет. Неизменно подкрашенная, нарядная, благоухающая всеми ароматами красок, лаков, духов. Тщательно скрытые под слоем пудры и кремов морщины не обезобразили лица. И женщина, несмотря на приличный возраст, смотрелась довольно неплохо.
— Конечно, я не думаю, что с моим сыном что-то случилось, но его почему-то нет. Хотя он никогда не опаздывал на работу. Петенька очень аккуратный человек.
— Тогда вам не стоит волноваться, — заметил следователь.
— Может, я понапрасну пришла к вам. Но меня тревожит другое. Он должен был сегодня поехать в командировку. Жена все собрала, а его нет.
— Может, у какой-нибудь женщины задержался? — спросил следователь.
— Мой сын взрослый человек. И я не вмешиваюсь в его личную жизнь. Может, он имел женщину, но не мог из-за нее забыть о делах, о работе. Он позавчера звонил мне, обещал утром отвезти меня на дачу. Но не приехал. Я позвонила невестке. Валентина сказала, что он не ночевал дома. А тут эта телепередача. Я испугалась чего-то. Ведь мой Петенька носит тридцать пятый размер обуви. Хотя, я понимаю, у страха всегда глаза велики. Но я мать. И даже взрослый сын для меня лишь ребенок.
— Скажите, вот эта пуговица, она от костюма. Таких не было у вашего сына?
Любовь Ивановна подошла, взглянула. Лицо ее побледнело, глаза расширились. Изо рта вырвался крик:
— Петька! Мальчик мой! — ухватилась за край стола и вдруг рухнула на пол оплывшей горой, потеряв сознание.
Лишь через час, дрожа и заикаясь на каждом слове, она рассказала:
— Мой сын был порядочным человеком. С самого детства я за него нигде не краснела. Он прекрасно учился. Был примерным учеником в школе, курсантом в училище, добросовестным офицером. Он всегда был серьезен в выборе друзей. И не общался ни с кем без моего одобрения. Он даже женился лишь после того, как я ему разрешила. Но в последний год Петя вышел из-под моего контроля. И перестал слушаться меня, как прежде.
— В чем это выразилось? — поинтересовался следователь.
— Он сблизился с людьми не нашего круга.
— Кого вы имеете в виду?
— Братьев Быковых! Дмитрия и Иннокентия! У них самая плохая репутация во всем городе! В конце концов, это просто неприлично дружить с милиционерами, о каких в Орле никто доброго слова не скажет.
— А как он вам объяснял дружбу с ними?
— Очень примитивно. Говорил, что поддерживает с ними отношения, исходя лишь из интересов фирмы. Милиция обеспечивает ее охрану от воров и рэкетиров. Он убеждал, что без них не обойтись. И если он от Быковых отойдет, то завтра его фирма останется без защиты и ее разорят, разграбят. А мой Петя останется без куска хлеба, без заработка.
— А как вы считаете, что притягивало братьев Быковых к вашему сыну?
— Он им доплачивал. Иногда угощал.
— И только? — усмехнулся Александр недоверчиво.
— Больше ничего! Мой мальчик не фискал! — взялись красными пятнами щеки женщины.
— Ради угощений и мелких доплат Быковы не станут оказывать услуги, и тем более — поддерживать приятельские отношения.
— Ну, не знаю… Другого не слышала…
— Скажите, Любовь Ивановна, кого вы сами могли бы подозревать, если действительно подтвердится, что убит ваш сын? — спросил следователь.
— Быковых! Только их! Кого же еще? Хотя за что они могли убить Петю? Ума не приложу. У них были обычные отношения. В них нечего скрывать и опасаться. Но у других нет пистолетов. А у милиции есть. А у пьяного ума нет. Может, поспорили. Мой сын не всегда соглашался с Быковыми. Иногда я слышала, как Петя грубил им. Но братья не обижались. Хотя все до поры…
— Братья Быковы бывали у вас?
— Ко мне их не приводил. Я видела их у него дома. Ругала Петю.
— Скажите, Любовь Ивановна, ваш сын — единственный человек в городе, который имел доступ к коллекции покойного нумизмата Карпова.
— Ой, как мне надоела эта коллекция! Давно пора бы забыть о ней. Я на подобные вопросы отвечала сотни раз в милиции, и здесь — в прокуратуре! Ни я, ни мой сын не имеем ни малейшего к ней отношения! Как только я порвала с Карповым, Петя вернул ему все ключи и никогда не навещал этого человека, навсегда забыл его адрес.
— Адрес, может, и забыл. Но не коллекцию, — не поверил Александр и добавил: — Ни милиция, ни прокуратура не могли ее найти во время обысков. И вдруг она исчезла, когда обыски прошли. Повторяю, лишь вы и сын знали, где она хранится. И взять могли лишь вы, либо кто-то по вашей подсказке или с вашей помощью!
— Чепуха! У Карпова после меня были любовницы! Девицы из притона Софки. Их ему, как весь город говорил, привозили из притона ночью на дом. Карпов по пьянке любил похвастать коллекцией. Больше ему нечем было хвалиться. А девкам долго устроить пакость? Его и убили в том притоне, как я слышала. Неспроста, конечно.
— Ну а за что могли убить вашего сына? Да еще столь жестоко, изуверски?
— Не знаю, не могу предположить, — заплакала горько.
