камнями. А родители зорко следили, чтобы, Боже упаси, не контактировали с детьми Быковых.
Слухи слухами, но Тоське — жене Иннокентия — пришлось пережить немало неприятных минут. И сослуживцы на работе потребовали, чтобы она обследовалась и принесла справку, опровергающую слухи.
Было обидно. Но… Пришлось считаться с требованием коллектива. И принести справку из вендиспансера. Но это не остановило сплетни. Савва придумывал новые.
Быковы тем временем стали понимать, что кто-то упорно выдавливает их из милиции. Знали и другое. Стоит им лишиться погон и работы, многие захотят свести с ними счет за прошлое. Им припомнят все. И тогда они станут доступны любому обывателю. Ими немедленно займется прокуратура. Желающих рассчитаться с Быковыми за их обиды было больше чем достаточно. А все прежние друзья стали сторониться, избегать общения с Кешкой и Димкой, чтобы самим не оказаться замешанными в грязных делах. Докажи пойди городу, что не испачкался.
Быковы лишь поначалу посмеивались над сплетнями. Но вскоре поняли их страшный результат. От них самих, от их семей отвернулся весь город. На работе — настороженная неприязнь. Они оказались в кольце надуманных подозрений, какие были не в силах разорвать.
— Черт! Сколько можно терпеть? Какая сволочь все это сочиняет? — злился Иннокентий.
— Послушай! Я уже не могу! Кулаки чешутся! Узнаю, кто брешет, голову сверну! — терял терпение Димка.
— Самое жуткое — впереди. Чую, выпрут нас с работы вот-вот. Куда деваться? Нас нигде не возьмут. Придется сматываться из Орла. Но куда? Конечно, можно в Ригу К Маркову. Он примет… Но… Сам волокешь — нужны деньги. И немалые.
— Что предлагаешь? Кого тряхнуть? — оживился Димка.
— Попиху! Только ее надо расколоть на монеты, — сказал Кешка тихо.
— А как генерал?
— Что он мне? Иль не врубаешься, что петля вокруг нас затягивается? Базар у нас забрали. Теперь там другие навар снимают. Перевели на самые хреновые участки, заставили с подростками воевать. Что мы с этого имеем? Ни хрена! Уже два месяца с пустыми карманами! Тебе или мне сказали, почему нас убрали с базара? Никто ни слова. А когда я хотел о том спросить, меня в кабинет не пустили. Сказали, занят. Ему не до нас. Почему я о нем должен думать? Он хрен вспомнит. В любой день выкинет. И что тогда? Надо опередить. Уж если уходить придется, так хоть не порожняком.
— Попиха? Я уже придумал, как ее взять, — похвалился Димка.
— А у меня и помимо нее идея есть. Но здесь мам не обойтись без Маркова. Навестить надо. Обговорить кое-что. Пригласить к себе, или самим к нему. Но свидеться пора…
— Что задумал? — поинтересовался Димка.
— Машины… Он продает машины. А кто-то их покупает. За баксы. Врубаешься? Вот этих клиентов можно тряхнуть классно.
— За колесами теперь в одиночку не мотаются. И клиенты, кроме баксов, стволы имеют на кармане. Попробуй зажми таких? Они сами из любого душу выпустят! — глухо отозвался Дмитрий, которому идея Кешки не пришлась по душе.
— Мне Анатолий Фомич сам рассказывал, что иные клиенты приезжают в одиночку. Устраиваются в гостинице. Живут там по нескольку дней, пока оформят машину Вот таких можно прижать.
— Для того надо жить в Риге. И спину там иметь. Чтобы шухера не было. Иначе нас самих зажмут, — предупреждал Димка.
— Нам таких клиентов всего троих или четверых наколоть. Чтобы сколотить на дорогу. И уже с коллекцией махнуть подальше. Чтобы никто не достал. Отсидеться тихо, года два никуда не высовываясь. А потом, когда все уладится, пронюхать и тихо сбыть монеты за хороший навар. Заживем безбедно. Только спешить не стоит. А вот из Орла как можно скорее. Лафа вот-вот прикроется.
Кешка эту идею вынашивал давно. Обдумывал каждую деталь. Он доподлинно знал, как обрабатывают в Прибалтике покупателей иномарок. Слышал о бандах, занявшихся этим бизнесом. Видел, бывая в Риге, как живут рэкетиры. Они не боялись никого. Их обходила и никогда не трогала полиция, опасаясь расправы крутых за вмешательство.
Кешка еще тогда завидовал им. В бандах рэкетиров было мало прибалтов. Местные предпочитали держаться подальше от уголовщины и риска. Среди крутых прижились в Риге русские и украинцы, белорусы и армяне, грузины и чеченцы. Зачастую они трясли своих земляков.
Кешка решил позвонить Маркову, хотел напомнить о себе, узнать, как живет, чем занимается человек, не забыл ли их — Быковых, и будто между прочим спросить его, примет ли их в гости.
Иннокентий понимал, что слухи здорово ударили по репутации и вынудили начальство принять хоть какие-то меры.
Может, именно потому перевели обоих братьев на другой участок работы, подальше от толпы и разговоров, от сомнительных слухов. Но… Именно на работе с подростками погорели многие. Не справились. Их убирали из фараонов навсегда. Уволенные не жалели о потере. На этом участке, живя на голый оклад, люди теряли здоровье. Жить без приработка не хотел никто. Быковы после базара и вовсе потеряли интерес к работе. Жили надеждой, что о них вспомнят, вернут на хлебное место. Ведь намекнул генерал, что коллекцию Попова он возьмет с участием Быковых. Но шло время. А начальник не звал братьев. Забыл, а может вздумал избавиться от них. И братья забеспокоились, что их опередят.
— Пока мы в Риге будем канать, «кубышку» расколют. А мы останемся с носом. Попробуй ему выскажи, взашей выгонит. А сам не мычит, не телится. Сколько ждать будем? Надо монеты взять до Прибалтики! — торопил Дмитрий.
— Как возьмем? — спрашивал Кешка.
— Пришьем старуху и все тут!
— А она нам не откроет. Как войдешь? Хотя… Есть ход. Через Маркова. Он у нее даже ночевал. Пусть приедет. Обговорим с ним все.
Кешка этим же вечером позвонил Анатолию Фомичу. Пригласил его в гости. Тот не спешил согласиться, сослался: мол, много работы. Когда управится со срочными заказами, тогда можно будет.
Иннокентий, обдумав все, торопил. Они с Димкой обсудили многое.
— Послушай, твои потери компенсируем. У нас к тебе разговор есть нужный. Дело предложили выгодное. Но это при встрече.
Анатолий Фомич пообещал приехать через неделю. Раньше никак не мог. А Кешка с Димкой решили узнать, навещал ли кто Любовь Ивановну из прокуратуры или милиции.
Выведать они вздумали через своего знакомого — старого почтальона, обслуживающего дом, в каком жила Попова. Он разносил пенсии и был беспрепятственно вхож в любую квартиру.
Старик был обязан Быковым за внука, угнавшего мотоцикл с чужого двора. За это у пацана могла быть крупная неприятность. Но Кешка сжалился. Не дал ход делу И вернув мотоцикл владельцу, пожурил подростка. А вот деду сказал, от какой неприятности уберег внука. Тот в слезах благодарности чуть не утопил обоих братьев, больше нечем было благодарить. Зато теперь Кешка его вспомнил.
Старик-почтальон, узнав, что от него требуется, враз согласился. Да и в чем сомневаться, если женщину хотят уберечь от неприятности. Ведь вот и его не стали срамить, внука уберегли от колонии. И туг в память о Петре решили оградить бабу от разных бед. Что в этом худого? Не говорить ей про Быковых? И не надо. Коль вздумали помочь безымянно, это их дело, — подумал почтальон и через два дня, как и полагалось, принес пенсию.
Любовь Ивановна, ничего не подозревая, предложила чай. Присела напротив, разговорилась со стариком.
— Одиноко живу? Да нет. Заходят соседи, знакомые, иногда друзья навещают. Хотя, конечно, не то, что прежде. Случается и поскучать у телевизора. Слухи всякие по городу ходят. Видно, от тоски. Иль делать людям нечего. Я редко из дому выхожу, — говорила женщина.
— А я слышал, что тебя замучили из прокуратуры и милиции. Допытываются про всякое. Не замарана ли честь органов проходимцами? — смеялся старик.
— Ложь все это! Никто ко мне не приходил и ни о чем не спрашивал, — ответила Любовь Ивановна.
