Знал, что никто не одобрит его выбор, что ему не помогут, лишь помешают. А этого он не хотел, а потому в редкие приезды в город о своей жизни в горах молчал.
Хасан понял сына по-своему. И был уверен, что тот остался в горах из жадности. Отара давала хороший доход, какой целиком достался Аслану. У него никто не требовал и не просил деньги, не спрашивали отчет. Все молча радовались, что человек прижился, обеспечивает себя сам, не прося и не ожидая помощи от родни.
Он теперь не просто жил, а и работал там, где далеко не каждый сумел бы выдержать и справиться.
Хасан конечно видел, как менялся Аслан. Если в первое время навещавший его Мишка рассказывал, что брату приходится слишком тяжко и вряд ли он выдержит в горах, а уже к концу года, приехав в город, Аслан сам покупал необходимое для жизни в селении и ни слова не обронил, что думает вернуться в город.
Он не просил денег у Хасана, но и ему не предложил. К матери не заехал. Очень торопился вернуться домой до темноты. Даже перекусить отказался. Был скуп на слова. И не позвонил никому из своих недавних друзей.
Аслан ни на что не жаловался. Приехав в город, побыл совсем немного и исчез. Хасана такая перемена обрадовала и насторожила. Он сразу понял, что в жизни сына появилась семья. Но почему он не хочет знакомить ее с ним — своим отцом…
— Моя жена! — Хасан смотрит на Татьяну, понимая, что только такая могла решиться стать женой Аслана, другие вряд ли ее приметили б.
Худая, большеглазая, она походила на усталую стрекозу, залетевшую в этот дом на короткий отдых.
— Где мужики? — повторил Хасан и заметил, как растерялся сын. Аслан глухо откашлялся и позвал Хасана во двор для разговора с глазу на глаз:
— Двое пацанов у меня. И Танюха с бабкой. Я с ними давно вместе дышу. Мне кайфово, ничего и никого больше не хочу. Меня здесь за своего держат, за родного. Чего еще надо? Я тут себя как заново сыскал, выковырнул из прошлого. Теперь и в селении мужиком и человеком считают. Семейным, а не уголовником. Старики и те здороваются нынче за руку. Не отворачиваются как в начале. Забывать стали, кем приехал сюда.
— Своих детей думаешь заводить? — перебил Хасан хмуро.
— Сначала самим на ноги надо встать.
— Это как?
— У меня двое ребят. Сначала их определю.
— Вспомни, сколько самому стукнуло! Еще пяток лет и говорить о своих детях будет уже бесполезно и смешно. Ты опоздаешь и никогда не заведешь родных детей. А чужие, как ни старайся, своими не станут. Это много раз проверено. Зря потратишь силы и годы.
— Отец! Остановись! Умей притормозить вовремя! Я не просто живу вместе с ними, а и пасем отару в горах. Они не помощники, а сыновья. Меня в городе, в своей семье так не любили, как здесь. Там меня лишь изредка вспоминают, а тут помнят всегда.
Аслан рассказал Хасану о нескольких случаях в горах. Мужик призадумался. С лица сползла кривая усмешка:
— Я ж думал, что ты подженился. Ну, многие мужики так живут, что греха таить. Без бабы трудно, хотя и с нею горько. Особо плохо, что дети у нее. Сразу двое! А это расходы и немалые! Вон Мишка только жену привел, она уже обоих нас трясет. Сплошные расходы, навара круглый ноль! А на твою шею сразу четверо свалились. И всем все надо, только успевай поворачиваться. Заботы и суета затягивают в трясину. Как справишься, потянешь ли эту лямку? Считай, всю жизнь на чужую семью станешь вкалывать и хребет ломать, а состаришься, уйдут силы, тебя выгонят, как старого пса, и скажут:
— Уходи, ты теперь лишний…
— Когда-то ты почти вот так обошелся с матерью и отказался от нее и от Мишки. Потому и о других судишь по себе. А как еще, к иным меркам не привык. Но не забывайся, я не всегда одобрял тебя…
— Вот как? — удивился Хасан.
— А что мне нужно одному и кто я без семьи? За те месяцы, что жил в горах сиротой, нахлебался и натерпелся столько, что смерть подругой посчитал бы и радовался б ей что подарку. Ведь я понимал, что дома, там в городе, я никому не нужен. Вы все старались поскорее избавиться от меня. Спихнуть хоть куда- нибудь, пусть даже на погибель!
— Ну, это ты уж загнул слишком круто! — побагровел Хасан не согласившись.
— Тогда почему отправили меня в горы одного, без помощников и подготовки, на верную смерть. Сколько раз чудом выживал. А вы все только удивлялись, что я еще дышу…
— Зря ты так поволок на нас!
— Знаю все! Мать будет на мешке с «бабками» сидеть, но мне и копейкой не поможет, потому как не держит за человека. Она не растила меня и признает только Мишку!
— Ты неправ и не болтай лишнее! Мать всегда спрашивает, переживает и помнит о тебе.
— На словах, а чего они стоют? — отмахнулся Аслан.
— Она ждала тебя, а ты даже не навестил. Кому же из вас обижаться стоит? — хмурился человек.
— Я звонил. Она не позвала. Даже не спросила, из селения или из города ей звоню. Обидно стало. Понял, что лишний я у вас, вроде чужой овцы, случайно прибившейся к вашей отаре. Вот здесь, в этом доме, меня всегда ждут. И не на словах беспокоятся. Мальчишки другом и отцом признали. А вы с матерью забыли, кем вам довожусь. Она и не примет меня. С блядями не расстанется. От них навар имеет. А от меня одни убытки. Ты не лучше ее, тоже за постой норовишь сорвать. Что осталось от родительского, одно звание! — отмахнулся досадливо.
— Кто тебя с зон снимал? Чужие люди или мы с матерью? Кто тебя проигравшего выкупал у кентов? Кто спасал от разборок, они, вот эти в доме, или мы? Отару ты тоже от них получил? Не будь ее у тебя, еще неизвестно, приняли б они или нет! Распустил хвост, деловым стал, а кто помог и дал почву под ноги! Теперь на нас базаришь, мы с Катей говно, а ты чего стоишь? Мы жадные? Однако живут со мной в доме Лянка с Мишкой и не жалуются. Не хотят уходить. Одной семьей дышим, друг для друга. И только ты всех обговнял. На себя глянь. Стыдно вслух сказать, что чужих детей растишь, а своих не имеешь. И уже увидишь ли? — отвернулся человек и увидел двоих парнишек, быстро спускающихся по склону.
— Димка! Костя! Вы что, овец одних оставили? — покрылся испариной лоб Аслана.
— Разве не ты прислал Мухамеда с Арсеном, чтоб подменили? Они сказали, что к нам из города гость приехал, и ты велел прийти домой! — подскочили мальчишки к Аслану. Тот понял, догадались соседи, решили помочь без лишних слов и вопросов.
— Ваш дед! Приехал увидеть вас, решил познакомиться! — указал на Хасана Аслан.
— Во прикол! У нас теперь свой дед есть! — обрадовался Димка и спросил:
— Почему так долго не приезжал?
— Дом ремонтировал, на работе завал, дома невестка скоро рожать будет, вот и замотался в суете! А тут решил слинять от всех, да и сорвался к вам!
— Давно бы так! — услышал за спиною и, оглянувшись, увидел мать Татьяны Фариду. Она позвала всех в дом, к столу.
Хасан невольно наблюдал за всеми. Вон Фарида подвинула поближе к Аслану миску с жареным мясом, Татьяна свежего сыра принесла. Цыпленка, пожаренного в сметане, поставили перед Хасаном. Свои огурцы и помидоры, перец и картошка, домашние, своими руками выращены. Хасан уже и забыл, когда такое ел. А тут и домашнее вино из подвала достали. Предложил мальчишкам, они отказались, им сегодня нужно вернуться к отаре. Дорога не из легких, а и возвращаться придется по сумеркам. Тут на трезвую голову идти нужно с оглядкой, выпившему в горах делать нечего.
— Отец, там у нас Найда ощенилась. Надо ее домой привести. Шестеро щенков прибавится. Завтра Костя их принесет. А я пока один побуду с отарой, — говорил Димка вполголоса.
— Вместе пойдем. Там и определимся.
— Мы хотим перегнать овец за Черный ручей. Там, говорят, пастбища лучше наших и волков меньше.
