Тонкий лед

назло.

—  

Какой срок?

—  

Бессрочный как сиротство,— ехидно хмыкнуло из трубки.

—  

Пожизненно? — ахнул Платонов невольно.

—   

Ну, да! Во лягавые мозги. До медведя быстрей дошло бы. Судья, лидер, покуражился, а обвинитель, не хуже тебя, тупой попался. К исключиловке пригово­рили. Пока меня таскали по зонам, примеряя к каждой стене, расстрелы отменили. Вот и остался в этой зоне до конца жизни. Разве это справедливо в мои годы?

—  

Сколько ж тебе лет?

—  

Ну, даешь, полудурок! Себя тряхни, вспомни!

—  

А почему ты не отвечаешь? Ни возраст, ни имя не говоришь? Случайно ли?

—  

Отпусти меня неузнанным! Так обоим будет легче.

—  

Много хочешь! — оборвал Егор.

В душе его вскипело негодование на наглость че­ловека, не просившего, а требующего непомерного.

—  

Значит, не хочешь фаловаться? Может, за «баб­ки» столкуемся?

—  

Нет! Не обломится! — ответил Егор зло.

В ответ услышал:

—  

Я давал тебе шанс очиститься. Ты сам его не принял. Теперь дыши с оглядкой. Я тебя тоже не по­щажу! — легла трубка на рычаг.

Платонов решил поговорить с Соколовым, расска­зать ему обо всем, предупредить и посоветоваться. Именно потому с утра позвонил Александру Иванови­чу. Тот, выслушав Егора, предложил сразу:

— 

Давай вечером, после работы увидимся. Хочешь, сам приходи, или я к тебе заскочу. Дело у тебя какое появилось ко мне? Верняк, что Зойку сам уломать не можешь! Ничего, я ее в один момент... Опыт остался по части уговоров. Вот с остальным уже не поручусь.

—  

Какая Зойка? Я забыл, когда видел ее в после­дний раз,— признался со вздохом.

—  

С чего так приморозился?

—  

При встрече расскажу.

Вечером Александр Иванович пришел к Егору, как и обещал. Спросил сразу в лоб:

—  

Ну, что у тебя обвалилось на каком месте? Где блоха кусает? Говори.

Егор рассказал о встрече в зоне, ночном телефон­ном разговоре и спросил:

—  

Что мне теперь делать? Самому подать рапорт?

—  

Зачем? Кто тебя принуждает?

—  

Обстоятельства. Сын осужден на пожизненное. Отбывает в зоне. И я в этой системе...

—  

Видишь ли, у вас, кроме внешнего сходства, нет ничего. Ты его не растил и не воспитывал. У тебя име­лась своя семья. С той бабой ты не расписывался и не появлялся в ее доме. Не поддерживал связь, не вел общее хозяйство, и она даже не сообщила о рож­дении сына. Ну, а по молодости с кем не случаются ошибки? И ответственность за осужденного ты нести не можешь. Никто уверенно не может сказать, что это твой сын. Но даже если и так, за его воспитание нужно спрашивать с матери. Ты в ответе лишь за свою дочь, но и то до совершеннолетия. Дальше она сама отве­чает за свои поступки. И неважно кто чей ребенок, перед Законом все равны.

—  

Это мне знакомо, но с моральной стороны пре­тензии ко мне будут.

—  

Не занимайся самоедством. Конечно, этот недо­статок у тебя не единственный, но очень прошу не позволяй наступать себе на горло ногами, а то зубы стучат. Дай достойный отпор. Хотя, как сможешь? Могу я за тебя... Поговорим с ним в присутствии следовате­ля, или охране швырну, чтоб проучили козла. Ишь, на свободу намылился! А у самого грехов полная пазуха! Я в его годы воевал, а вернулся — сразу на работу. Не ел на халяву, хотя предлагали отдых. Постыдился. У того Романа ни единого мозоля на руках не води­лось, когда он к нам прибыл. Я его на «деляну» вышиб на пару месяцев, так ему и там вломили мужики за сачкование. Короче, теперь он убирает территорию зоны, потому что на погрузку его тоже ставить нельзя. Трижды в бега вострил «лыжи». Отлавливали. В пос­ледний раз овчарка поймала посередине пролива, между Атосом и Поронайском. Яйцы наполовину сгрыз­ла по пути, все заставляла повернуть обратно. Пока к горлу не кинулась, упрямился. Тут понял, шутки пло­хо кончатся, вернулся. Ребята, понятное дело, вломи­ли ему, не скупясь. В «шизо» сунули. Ну, сколько тут прошло, он снова за свое. Нет, этот не сдохнет своей смертью,— багровел Соколов.

—  

Не знаю, что со мной? В свое время очень хотел, чтоб Томка родила сына. Появилась дочь. Но есть и сын! Есть и нету его! Почему так? Ни искры тепла к нему. Так нагло говорил, будто я — его должник. Оно и встреча сложилась не легче. Самое обидное будет, если из-за него придется оставить работу,— признался Егор.

—  

О том не волнуйся. Пока мы с Федей живы, от­стоим тебя. Только постарайся не выходить с ним на прямой контакт. Не встречайся с Романом в зоне один на один. Не дразни моих «гусей». Они из этого целую историю раздуют. Мол, чем он лучше других? Помни, за общение с тобой его урыть могут, наплевав на ваше родство, «сучью метку» ему влепят. От нее он не очи­стится никогда.

Егор, подумав, согласно кивнул.

—  

Еще сказать хочу, чтоб не вздумал его подкар­мливать! Его тут же расколят и выдавят вместе с зу­бами через задницу. Ни одна охрана не сумеет отнять Романа. Хочешь, чтоб жил, оставь все как есть. А вот мобильник у него заберу, чтоб не трезвонил по ночам.

—  

Спасибо тебе! — глянул Егор на Соколова.

—  

Хавай на здоровье! Я сам не знаю, как отблаго­дарить за Кондрата. Я снова живу и дышу человеком!

—  

А как с Ефремовым? Кто его ранил? Подсказал дед хоть что-нибудь?

—  

Обронил. Только мне не верится. Слишком рис­ковый ход, но проверить придется! Иного варианта нет,— развел Соколов руками и рассказал о разговоре со стариком.

—  

Значит, в сговор вошли с фартовыми? Не слу­чайно, что средь них беглецы были. Лишь те, кто от­слюнить мог. Но как тогда ворье не достало их до сих пор? - удивлялся Платонов.

—  

На случайность сделали скидку.

—  

Ну, а Роман? Сам говорил, что тот не раз в бега мылился?

—  

Этот — с причала, на погрузке. Тут другой ви­раж. Те, кто линяет с причала, с охраной дел не име­ют. Бросаются в море, очертя голову, ловят Фортуну за хвост, но мимо. Хотя, случалось иным смыться, и на­крывали уже в Поронайске.

—  

А они как бежали: с причала или из зоны? — спросил Егор.

—  

В основном, из зоны. Они не знали, что из Поронайска уйти незамеченными не легче. Отсидеться где-то нереально. Никто не станет скрывать у себя беглых зэков. Знают, придется самим ответ держать перед судом. В городе народ грамотный. Чуть по ра­дио передали оповещение о беглых, горожане их рань­ше милиции разыщут и сообщат. Никому не хочется беды в доме. Конечно, бывало, что убивали беглого, если ему велели вернуться, а он не слушался. Откры­вали огонь с катера и прямой наводкой в голову. Тогда у нас собак было мало. Боялись рисковать каждой. Зато теперь чуть что, сразу с поводков отпускаем. Они быстрее нас приводят беглых в чувство и возвращают к «родному причалу». Да что там беглые? Раньше стоило зэкам затеять драку, мигом вмешивались опе­ративники и охрана.