Тонкий лед

разгладила в лепешку. Ежик едино что успел — выпустил колючки и достал бугра до самых помидоров. Бригадир орал так, что тайга умолкла. Все звери и зверушки притихли со страху, не зная, кто кого и за что прижучил? Вско­чил мужик с ежа, благим матом орет, а у него на зад­нице— добрая пригоршня иголок от ежа. Их всей бри­гадой выдирали. Жопа у бугра подушкой вздулась. Ни сесть, ни стоять не может, такая боль. Лежать только на животе. Сзади так горело, будто в кипящем котле посидел. Ладно б только задница пострадала, а то ведь и яйцам кисло досталось. Он в раскорячку с неделю ходил. И уж какая там работа, в лопухи без воя не ходил. С тех пор для него страшнее ежа нет в тайге зверя! Боится как чумы!

— 

А что ж Кондрат не помог ему?

—  

Кому? Бугру или ежу? — усмехался Соколов.

— 

Зэку, конечно!

—  

Кондрат на то время уже в зоне был, да и слу­чись при нем, не стал бы лечить. У того на руках крови много. Дед таких терпеть не может и не лечит.

—  

Мужики, давайте сюда! Гляньте, сколько мас­лят!— позвал Егор.

— 

А ты везучий, любит тебя тайга, одаривает! — присел на корточки Александр Иванович и заговорил,— Знаешь, Егор, я с твоим Ромкой все перепробовал. Пытался с ним по доброму наладить отношения. Ста­вил его банщиком, там работы немного. Так он всех зэков бритвенными лезвиями снабдил. Убрал его из бани в хлеборезку — работяг стал обжимать. Фарто­вым пайки работяг сбывал за «бабки». Перевел в пра­чечную — и там отличился. Все новое белье ворюгам, а работягам — сплошь рванье отдавал. Поставил уби­рать кабинеты в административном корпусе, так охра­на выкинула за пакости, вломили ему за воровство и мерзости. Он только мне в сиденье стула пять лез­вий загнал, да в стол штук восемь. Моему заму еще и гвозди приспособил. Ладно, простили. Поставили убирать территорию вокруг нашего административно­го корпуса — он через форточку залез в кассу. Хоро­шо, что денег в тот момент не было, но сумел подонок даже сейф открыть. Удрать не успел, увлекся и не ус­лышал, как кассир вошел. Ох, и вломили ему тогда, скопом наподдали. После того все окна и форточки забили. А он самого себя к полу пришпандорил гвоз­дями. Когда их вытаскивали из его ног, все уши надор­вал криком. Наш врач теперь зовет его своим постоян­ным пациентом. Знаешь, чем теперь грозит? Лезвий наглотаться.

—  

Черт с ним! Пусть хоть грызет их вместо хле­ба!— отмахнулся Егор.

—  

А мне как быть? Его мамаша письмами забро­сала. Каждые три дня получаю от нее послания. Сы­ночком интересуется, как он здесь? Что с его здоровь­ем, настроением? Все ли у него в порядке?

—  

Раньше надо было заботиться. Теперь что тол­ку? — глухо отозвался Платонов.

—  

Она такая же чокнутая как и Роман. Спрашива­ет меня в письме, возим ли мы заключенных в кино, театр? Читает ли ее выродок книги? Нет, вы представ­ляете себе такое, чтоб я наших козлов повез в кино? А там и в кабак, и по бабам! Совсем звезданулась мамашка! Посеяла, где ее сын и на каком режиме! Осуди его раньше, давно бы шлепнули пулю в лоб и забыли б гада. А эта как спросит, смех берет! Изде­вается идиотка!

—  

Она одна, или еще такие есть? — спросил Кась­янов.

—  

Имеются! Академик из Хабаровска. Его сын у ме­ня киснет. Правда, ему последний год остался. Тоже интересуется, продолжает ли сын свое самообразова­ние? Ведь его взяли с третьего курса института. Ну, как же? Да он за десять лет отсидки, выйдет доктором живодерных наук! Куда там папашке до него? Он сел за убийства! Зато родитель печется о его духовной культуре! Сказал бы я ему, сколько крови испортил его выродок работникам зоны!

—  

Это что? Вот нашим бабам приходят письма, так без мата читать невозможно. Пишет один ублю­док своей жене: «Ты смотри там, не блядуй, не тас­кайся с охранниками! Не то узнаю, тебе ноги вырву, а им репы поскручиваю. Слышь, Зойка, не клей свое начальство. Они попользуются, а жить с тобой не станут. Потому что у них на выбор целая зона!» — сморщился Федор Дмитриевич и добавил,— черт зна­ет этих людей! Или не понимают, не слышали, что такое женская зона?

Соколов уже набрал две корзины грибов, теперь собирал стланиковые шишки в рюкзаки. Касьянов за­ложил свои рюкзаки с грибами в багажник, достал меш­ки для орехов и сел перекурить. И только Егор соби­рал в ведро лесную малину. Он постепенно уходил от Касьянова и Соколова в глушь тайги. Ему и впрямь повезло, малины было много. Крупная, чистая, она будто звала за собою в чащу.

И вдруг... совсем рядом, прямо у ног Платонова упало что-то тяжелое. Егор невольно отскочил, увидев рысь. Та, вскрикнув по-кошачьи, смотрела на человека колюче и, казалось, готовилась к прыжку.

—  

Пшла, стерва! — крикнул хрипло. Платонов по­шарил в кармане, нащупал перочинный нож.

Рысь тем временем заскочила на дерево и, спря­тавшись в густых еловых лапах, кричала громко. Буд­то оповещала тайгу о своем промахе.

Егор позвал мужиков.

—  

Пошли отсюда! Тебе и впрямь повезло, что эта лярва промахнулась. Такое редко случается. Если б не промазала, тебя уже загробила бы! Идем, не испы­тывай судьбу. Не отходи так далеко. С рысью не шу­тят. Зверюга коварная, и здесь их хватает. Бросаются на отбившихся. Понял? — задрал голову Соколов и, достав пистолет, выстрелил на голос.

Рысь камнем свалилась с ветки. Когда люди подо­шли к ней, она была мертвой.

—  

Вот это выстрел! Сразу в башку! Я ее и не видел, а ты мигом уложил! — восторгался Егор Соколовым.

—  

Афган научил бить без промаха, если жить хо­чешь. Там, конечно, намного опаснее было, но и эта — не подарок,— ответил Александр Иванович.

—  

Она на меня хотела броситься с земли,— вспом­нил Платонов.

—  

Егор, рысь с земли не кинется. Промазав, бежа­ла б следом за тобою по деревьям. Кричала бы, пуга­ла, но не бросилась бы.

—  

Почему?

— 

Другого бы искала. Вот я и погасил зверюгу. Она как твой Ромка не отвяжется, пока крови не напьется.

— 

У всех гадов есть что-то общее,— нахмурился Егор.

—  

Послушай, может, разрешишь ему свидание с матерью, заодно и ты увидишься с бывшей любов­ницей. Глядишь, помиритесь,— смеялся Соколов.

— 

У меня голова покуда из плеч, а не из задницы растет! — огрызнулся Егор зло.

—  

Какое свидание дашь им, если у него пожиз­ненное?

—  

Ну, в порядке исключения...

—  

Зачем и для кого? Я тебя об этом не прошу.

—  

Зато она умоляет...

—  

Мало, чего попросит. Упустила пацана, теперь не о ком просить! Пусть смирится со случившимся.

—  

Она с тобою хочет повидаться.

—  

Не вижу смысла. Я из-за них не стану рисковать работой,— ответил сухо Платонов.

—  

Ну, что, мужики? Давайте домой собираться,— подошел Касьянов.

—  

Егор орехов не собрал. Надо хоть с мешок на­сыпать, помочь ему,— предложил Соколов, и все трое заспешили к стланику.

У меня позавчера мужики хотели бунт поднять. Во втором бараке.

— 

С чего бы это? — спросил Егор.

— 

Жратва их не устроила! Потребовали сухие кар­тошку, лук, морковку и свеклу