История Фрэнка

Отец его подруги, который подвозил их, вынужден был дослушать «Молодых сердцем» до последней ноты.

Нам бы тоже хотелось, чтобы путешествие было бесконечным, а песни перетекали одна в другую. Почему жизнь обычно не имеет ничего общего со стандартом Синатры? Время уходить всегда наступает слишком рано. И каждый раз приходится возвращаться домой.

Спать с ними всеми — с матерями, дочками, сестрами, кузинами и женами. А что еще оставалось? Все они все были согласны. Черт возьми, он же Бог! Матери мечтали проснуться в его объятиях. Их дочки грезили, чтобы он лишил их девственности. Слушать это было выше всяких сил. Они испускали сладострастные и полные безутешной тоски вздохи. От Фрэнка исходил сильный и пьянящий аромат знаменитости. Его кожа, должно быть, выделяла какое-то лихорадочное тепло. Фрэнк, о, Фрэнки! Лишь они одни могли его понять. Они одни знали, как его защитить. Они извивались на своих диванах, прикрывая ладошками телефонные трубки. Черт, они могут нас услышать («они» — это родители, мужья). Они готовы были отдать жизнь за несколько часов с ним. А ночь — о ней и мечтать не смели. Пообещай мне, что ты не скажешь так больше никому. Обещаешь, а? Что за глупые кудахтанья. Они размахивали руками и кричали, как ненормальные. Они уже больше не были правильными дамами. Желание наполняло их сверху донизу. Их животы готовы были взорваться. Для начала он зажигал сигарету с улыбкой, которая их заранее убивала наповал. Это для него наносили они макияж, часами делали завивку в ванной, разорялись на покупках косметики и виниловых дисков. Скажи, Фрэнк, тебе нравится моя губная помада? Прошу тебя, скажи, что ты меня любишь. Они закрывали глаза и представляли, что будет, если его обнять. Мой бог, зачем вообще это надо? Но они погибали от скуки в своих аккуратных пригородах. Их дыхание ускорялось. Кровь билась в венах. Они нервно давили окурок. Они говорили сами с собой, тихими голосами, как актрисы в кино, эти бесчисленные девчонки, с которыми Фрэнк спал. Этим-то повезло. А они даже не отдавали себе в этом отчета. Они произносили его имя такими плаксивыми голосами, что становилось почти неловко. Фрэнк Синатра: они имели о нем какое-то неопределенное представление. Они выходят замуж — а для него это был лишь маленький глоток. Сотни, тысячи раз они были готовы к чуду. А его единственное прикосновение их парализовывало. Вот перед ними такая сцена: они стоят перед ним в гостиничном номере, онемевшие, взволнованные, насмерть перепуганные, в лифчиках и маленьких трусиках, ноги сжаты. Орет телевизор. И ни слова, ни одного из тех обещаний, что произносились вечером для них, только для них. Безобидные и недоверчивые, они задыхались от страха. Их красота казалась чем-то светлым и неумелым. Простым жестом он приказывал им полностью раздеться. Они хихикали нервно. Он любил слушать, как смеются женщины — особенно те, кому он за это не платил. Их нерешительность его забавляла. Так было. Они не могли в это поверить. Порыв желания и вины сжимал им горло. Они соскальзывали на простыни. Он приближался. Так действительно было. Я в постели Фрэнка Синатры. Именно там. Уууууууххх. Так случалось не раз. Пытка была слишком сильна. Они могли, да, пожертвовать ему свои семьи, репутации, распродать за бесценок свою невинность. Руки Фрэнка Синатры. Рот Фрэнка Синатры. Бедра Фрэнка Синатры. Его тело, сухое и мускулистое. Он называл их дорогушами. Он называл их бэби. Он говорил это голосом Фрэнка Синатры, своим настоящим голосом, который тонул в поцелуе. Их ребра под кожей вздымались. Они чувствовали, как его дыхание обжигает огнем их лица. Его волосы касались их щек. Они ласкали его пальцы. На лбу у него проступал пот. Пристальный взгляд голубых глаз. Они говорили «да» в ответ на все. Ночь уносила их слова. Их захватывала бесконечная радость. Они хотели его спасти. Такой они видели свою миссию. Они обещали ничего никому не говорить. Сдержать это обещание было труднее всего на свете. Эх, если бы они хоть что-нибудь знали о жизни, которую он вел. Но они ничего не желали знать о том, что он химичил. Такова правда. Они предпочитали об этом не думать. Иначе бы они тотчас утонули в потоках слез. Иначе они никогда бы не оставили свое жалкое счастье и вели банальную жизнь до конца своих дней.

С одной стороны — непревзойденный певец, бравый тип, верный в дружбе, приятель президентов, заслуженный отец семейства.

С другой сторон — человек с трудным характером, мафиози, неотесанный проходимец.

Его мягкость была обманчива. Его сладкий голос был производным от всех демонов, что сидели у него внутри. Его улыбка могла дарить самые противоречивые обещания. Его голубые глаза говорили женщинам, что он готов их защитить. В то же время женщины могли в них прочесть его желание отыметь их по полной программе. Рука об руку с ним всегда шло насилие. Тех, кто его оскорблял, по пути на стоянку за машиной таинственным образом избивали неизвестные. Жертвы этих подвигов, как по мановению волшебной палочки, забирали свои жалобы. Не забывайте, что мать этого комка нервов делала подпольные аборты еще во времена, когда ни одна женщина не имела права выходить на улицу с обнаженными руками.

Неизвестно было, как себя вести с Синатрой. Человек, выступавший с «Голливудским Квартетом», — тот же, кто плел махинации с Сэмом Джанканой. На сцене стоял некто трогательный, чудесный, его вы отдали бы Господу Богу без всякой исповеди (что было бы неправильно). Однако всегда найдется такой, кто скажет: Да, но...

Он делал щедрые подарки различным ассоциациям. Иногда в ход шли наличные. Они предназначались на самые малопохвальные цели. Секунда — и он вас радует душераздирающей балладой, которую сопровождает его ни с чем не сравнимая улыбочка. Следующая — и он приказывает своим охранникам отметелить охотника за автографами. Улыбка превращается в оскал. Прелестный принц становится злодеем из второсортного кино.

Его старый сообщник, композитор Джимми Ван Хёзен, говорил: «Если я напишу о нем книгу, он попадет в тюрьму на тысячу лет».

Хороший сын? Без сомнения: Нэнси его выдрессировала, и он стал кротким.

Хороший отец? Совсем не очевидно. Он занимался своими детьми, но издалека. Его стиль был таков: не мешкая подписывать чеки, но чтобы со всем остальным его не доставали. Он безумно баловал двух своих дочерей (преимущество отдавалось Нэнси, Тина была не самая любимая), но игнорировал сына. Первых он засыпа?л мехами и драгоценностями. Второй на Новый Год довольствовался подтяжками. Фрэнк-младший просто грыз удила.

Отвратительный супруг, само собой. Нэнси плакала на кухне. Она терпела выходки мужа и согласилась на развод лишь через много лет. Ава ушла от него, хлопнув дверью перед носом: Да пошел ты, Фрэнки! Миа вытерпела тысячу и одно оскорбление. Барбара глотала обиду с горькой уверенностью, что ее никто никогда не заменит. Четыре свадьбы и одни похороны.

За войну Фрэнк изменился. Барабанная перепонка — из-за нее его приняли за уклониста. А это плохая реклама. Синатра не упускал из виду такие детали. Он совершал турне по солдатским столовым, пел для войск повсюду, наскоро угощал концертами призывников. Неплохо, по сути: барабанная перепонка не мешала ему быть самым популярным певцом свого времени и в то же время позволила ему избежать мясорубки. Бог о нем заботился. Фрэнк мог сказать спасибо акушерским щипцам того врача, что руководил его рождением. Доктор, скажите, ребенок, по крайней мере, кричал правильно?

В жизни он избежал службы в армии, но на экране ему случалось напяливать военную форму. Белая морская шла ему больше всего. В фильме «Один день в Нью-Йорке» (1949) они с Джином Келли получили увольнительную на сутки. Они прыгают от радости, ступив на набережные Бэттери-парка. Город слишком велик для них. Этот день будет наполнен до отказа. Надо обойти все достопримечательности. Они одновременно повсюду. Катаются на лошадях, ездят в метро, ходят по Рокфеллер-центру. У Синатры оказался старый путеводитель 1905 года, в котором все адреса давно устарели. Ипподрома, который ему советовал посетить отец, больше не существует. С ним заигрывает таксистка. Джин Келли влюбляется в афишу, на которой изображена миниатюрная блондинка: Айви Смит, «Мисс Турникет». Поиски ее на Манхэттене — вот что станет для них основным занятием. В Музее естественной истории они разбивают на кусочки скелет динозавра. Полиция гонится за ними по пятам. Встреча на вершине Эмпайр-стейт-билдинга, как в фильме «Она и он». Они танцуют, поют, они созданы для этого. Все на седьмом небе. Музыка Леонарда Бернстайна. «Нью-Йорк, Нью-Йорк», «Какой прекрасный городок!» Мы целиком и полностью