Кастилии и Арагона некоторую сумму, чтобы преподнести ее в дар вашим величествам. Это будет лишь скромным напоминанием о том, что мои соплеменники любят вас и вы всегда можете на них рассчитывать… В будущем… Они надеются также, что вы пересмотрите свое решение и дадите им возможность остаться в стране, где они и их семьи живут с незапамятных времен.
— Сколько? — коротко бросил Фердинанд.
— Тридцать тысяч дукатов.
Что касается Фердинанда, то он весьма обрадовался сделанному предложению. Тридцать тысяч дукатов! Эти слова, как сладчайшая, райская музыка, прозвучали в его ушах. И все, что за это требовалось, — не подписывать эдикт, который предложил Торквемада. Но вот Изабелла? Фердинанд вопросительно взглянул на жену. Та почти неуловимо кивнула.
— Он действительно неглуп, этот ваш раввин, — сказал король. — Я вижу, что вы и впрямь желаете блага нашему государству. Мы обдумаем ваше предложение.
— И дадим знать о нашем решении, — добавила королева.
Дон Абраванель со слезами благодарности посмотрел на монархов. Когда он вышел, Фердинанд хмыкнул:
— Совсем неплохо придумано, я уже вижу блеск монет в наших сундуках. Хотя я бы с удовольствием разогнал упрямых соплеменников нашего откупщика.
На следующее утро Изабелла и Фердинанд послали за доном Абраванелем. Тот тут же явился, предвкушая победу.
Но, на его беду, «доброжелатели» уже успели доложить о произошедшем Торквемаде.
— Святейший приор, — сказали ему, — в королевских покоях побывал представитель иудеев. Он предложил монархам тридцать тысяч дукатов — в обмен на право остаться на своих местах.
Торквемада побледнел. Затем он схватил распятие и бросился во дворец.
Оттолкнув дворецкого, он ворвался в зал, где за столом сидели Изабелла и Фердинанд, а рядом, склонив голову, уже стоял дон Абраванель. В руках Фердинанда находилась бумага, на которой нужно было лишь поставить подписи.
Король поднял голову и с изумлением уставился на запыхавшегося Торквемаду.
— Что это значит? — спросил он.
Великий инквизитор приблизился к королевской чете и почтительно сказал:
— Рад видеть ваши величества в добром здравии и заботах о процветании государства.
— Мы тоже рады приветствовать вас, — сказал Фердинанд. — Но что привело во дворец такого высокого гостя, да еще так рано утром?
— Слухи, всего лишь слухи, — развел руками Торквемада. — Хотя должен заметить, что это недобрые слухи.
— Новый заговор марранов? — озабоченно отозвалась Изабелла.
— Да, заговор. И самое гнусное заключается в том, что он направлен против вас, наших высокочтимых властителей.
— Как?! — в один голос воскликнули Изабелла и Фердинанд.
— Евреи обливают грязью ваши величества. Они решили откупиться от вас и считают, что вы пойдете на такое предательство перед Всевышним и католической церковью.
— Речь идет о деньгах? — осторожно задал вопрос Фердинанд.
— И немалых деньгах… Говорят о тридцати тысячах дукатов.
— Ого! — делано удивился Фердинанд и тут же задумчиво добавил: — Это было бы солидное пополнение для нашей казны. А она сейчас истощена войной. Мы изгнали врагов, но победа потребовала немалых денег…
Великий инквизитор в упор посмотрел на короля, а потом вдруг закричал:
— Ангелы на небесах нынче оплакивают нашу горькую судьбу! Хотите знать почему? А вот почему! Иуда Искариот продал своего господина за тридцать серебреников. А ваши величества готовы теперь продать его за тридцать тысяч монет!
Сказав это, Торквемада поднял распятие высоко над головой и, запрокинув голову, возвел взгляд к потолку.
— О, Пресвятая Матерь Божья, Царица Небесная! Недостойны мы твоего святого покровительства и заступничества. Ты подарила нам величайшую из побед. Так взгляни же вниз, на эту грешную землю! Богородица, посмотри на нас, неблагодарных, и, прошу тебя, отними у нас наше былое величие. Мы получили от тебя все дары, о которых мечтали и молились, а в благодарность надругались над святым именем Господним.
После этого он бросил распятие на стол и с презрением посмотрел на Изабеллу и Фердинанда.
— Продайте и это. Здесь изображен наш распятый Спаситель, за него вы получите еще несколько серебряных монет. Но не думайте, что я приму участие в столь позорной сделке!
С этими словами Торквемада резко повернулся и вышел.
Изабелла и Фердинанд переглянулись, затем одновременно уставились на распятие, лежавшее на столе. Оба они дрожали от страха.
Они уже осознали свою вину и боялись, что после смерти их не простят за предательство, которое они чуть было не совершили. Наконец, Изабелла сказала дрожащему и белому как полотно дону Абраванелю:
— Прошу вас, оставьте нас. Приор прав. Декрету будет дана сила.
О том, что было дальше, Хуан Антонио Льоренте рассказывает следующее: «Фанатизм доминиканца произвел внезапный поворот в душе Фердинанда и Изабеллы. 31 марта 1492 года они издали декрет, которым все евреи, мужского и женского пола, обязывались покинуть Испанию до 31 июля того же года под угрозой смерти и потери имущества. Декрет запрещал христианам укрывать кого-либо в своих домах после этого срока под угрозой тех же наказаний. Евреям было разрешено продавать свои земельные угодья, брать с собой движимое имущество и другие вещи, кроме золота и серебра, вместо которых они должны были получать векселя или незапрещенные товары».
Епископ Валентин Флешье в своей «Истории кардинала Хименеса» пишет о Торквемаде: «Этот лев религии убедил обоих, что испорченность нравов и свободомыслие с каждым днем возрастают, что соседство христиан с евреями и маврами вредит благочестию народа».
Мишель Мурр констатирует: «Торквемада стал главным подстрекателем в деле изгнания евреев из Испании, решение о чем было принято Католическими королями 31 марта 1492 года».
Таким образом, соблазнительное предложение евреев было отклонено, а их попытки щедрыми дарами смягчить отношение Изабеллы и Фердинанда не удались. При этом изгнание не принявших крещение евреев из страны официально мотивировалось необходимостью уберечь от их влияния души христиан и «новых христиан». Авторы указа прекрасно понимали, что, пока евреи будут оставаться в королевстве, они будут влиять на десятки тысяч обращенных в христианство собратьев (марранов), побуждая тех в тайне сохранять верность иудаизму.
Жорж Бернар Деппен в своей книге «Евреи в Средние века», изданной в Брюсселе в 1844 году, пишет: «Напрасно Абраванель искал деньги, чтобы попытаться смягчить короля и королеву и заставить их отменить их суровый указ; напрасно он собирал деньги и предлагал их от имени своей нации Фердинанду, которому они были так нужны: декрет об изгнании был утвержден без малейших изменений, и сам Абраванель, как и все высокопоставленные евреи, был включен в общую проскрипцию».
Как мы уже знаем, согласно декрету, евреям надлежало или принять крещение, или в четырехмесячный срок покинуть страну. При этом им запрещалось вывозить золото и серебро, и несчастные люди вынуждены были продавать дома, виноградники, скот за бесценок, чтобы тут же обратить выручку в разрешенный для вывоза товар.
Более того, как пишет в книге «Евреи Запада» Артюр Бёньо, «Торквемада счел необходимым превзойти жесткость короля, запретив христианам контактировать с евреями по истечении отведенных им четырех месяцев».
Это отмечает и Хосе Амадор де лос Риос в своей книге «Исторические, политические и литературные исследования о евреях в Испании»: «В апреле месяце он издал второй указ, запрещающий всем христианам любую торговлю, любое общение с евреями после истечения отведенных им четырех месяцев».
