– Партнер мой. Он у меня кедр и платину для отделки яхт берет.
– Ладно, – скривилась я. – Толпа мне в Москве надоела. Тишины хочется.
Тимур так обрадовался, что я насторожилась. Но тут же приписала его реакцию последовательному желанию замаливать грехи позавчерашнего наркотического буйства.
Насчет катастрофической нехватки дам на World Yacht Trophies Тимур оказался трижды прав! На яхте Соловчука на десять «ребят» оказалось, вопреки статистике, всего пара «девчонок». Причем одна из них была женой новоиспеченного яхтовладельца, а второй, как можно догадаться, я. Жену хозяина, понятно, никто не трогал, а я пребывала под неусыпной и бдительной охраной сурового джигита. То ли это повлияло на нашу прогулку, то ли скорое известие о том, что подлец Ливерас сманил князя на «Жемчужину» Ефрамовича, которая болталась на монакском рейде, но настроение как-то с самого начала не задалось, и народ стал усиленно напиваться, тем более было чем. Единственный, кто держался с подчеркнутым достоинством и едва лизал край коньячного бокала, – Тимур. Я вообще на спиртное смотреть не могла.
– Даш, пойдем на палубу, – предложил Тимур, когда начались споры об авторском кинематографе и о влиянии Феллини на Тарковского.
– Пойдем, – согласилась я, любуясь в окно на занимающийся закат.
Оказывается, мы довольно далеко отошли от берега и теперь он пестрел где-то позади, почти невидимый, словно растушеванные мазки акварели, разделяющие синеву воды и неба. С другой стороны, вернее, со всех остальных сторон, нас окружала великолепная теплая голубизна, темная под самым бортом нашей белоснежной лодки и светлеющая, переходящая в лазурь, на почти неразличимой линии горизонта. Справа по курсу на бирюзе воды плавилось оранжевое солнце. Оно осторожно, словно опасаясь утонуть, входило в море, раскаленные куски горячего диска отламывались, оставаясь на поверхности, и плавали там, как самостоятельные маленькие солнышки, которые до слез слепили глаза, перед тем как ненасытное море слизывало их старательно и без всякого остатка.
– Красота! – выдохнул Тимур и прижал к своей груди мою спину.
Объятие было исключительно дружеским, и рук я не оттолкнула. Мы стояли, молча, любуясь совершенной красотой заката, сменой цветов и настроений, которые демонстрировало море, наблюдая, как медленно, но неуклонно ясная лазурь темнеет, меняет цвет, превращаясь в густое серебристое олово…
Дыхание Тимура ерошило мои волосы, пальцы дружественно гладили мои плечи. И вдруг – я не сообразила сразу, что изменилось в мире – рот мой оказался перекрыт горячими жадными губами. Это случилось настолько неожиданно, что я растерялась, а потому и не оттолкнула коварного нахала сразу и бесповоротно. Он – мужчина, что с него возьмешь? – воспринял мою растерянность как знак безусловного одобрения и тут же удесятерил натиск, повелительно развернув меня к себе.
Наверное, все-таки я очень устала и предельно вымоталась эмоционально. Или это моя вторая натура, мое глубоко спрятанное эго вознамерилось таким странным образом отомстить Диме? То есть мозгами-то я решила, что должна быть выше измены, но моя ущемленная душа, оказывается, жаждала реванша. Короче, совершенно неожиданно поцелуй Тимура меня увлек настолько, что я – ответила…
И тут же вспомнила про грудь. Вернее, напомнил о ней Тимур, когда слишком сильно прижал меня к себе. Я холодно отстранилась, сделала оскорбленный вид и сухо произнесла:
– Я хочу на берег.
Тимур смутился, покраснел, закрыл ладонями лицо. Когда он отнял их от своих щек, я увидела в его глазах непролитые слезы.
– Дашенька, прости меня, девочка! Пожалуйста, выслушай…
– Нет, – отвернулась я. – Ты поклялся. Я поверила…
– Так я же клялся насчет наркотиков!
– Какая разница?
– Даш, ты веришь в любовь с первого взгляда? Наверное, если бы я ответила «нет», может, ничего бы и не произошло. Но я заносчиво промолчала, тем самым вроде бы подбодрив Тимура. И мой личный телохранитель разразился такой речью, что лично у меня дар речи надолго пропал.
Это была песня! Поэма! Баллада! Он говорил о том, как внезапно понял, что безумно меня любит. Выходило, что чувство возникло очень давно, с тех пор как мы встретились в доме Ильдара, но тогда он просто этого не понимал. Потому что, во-первых, считал меня еще маленькой, а во-вторых, сестра его друга и для него тоже была сестрой. А тут, в Монако, когда он увидел меня с Максом, так просто взбесился! И ему огромного труда стоило ничего такого не показать! Хотя он – джигит и не привык в этих вопросах сдерживаться. А когда я сбежала с Ефрамовичем, он думал, что умрет от ревности и боли. И именно тогда понял, что я должна стать его женой. Потому что я – именно та женщина, к чьим ногам он готов бросить все свое состояние! Ради меня он готов карабкаться по ступенькам «Форбса» к самому верху и сбросить оттуда Абрамовича и Дерипаску. Или он не потомственный князь? Или за ним не стоит его царский род, чья история насчитывает больше пятисот лет? Если я откажу, ему останется позор и стыд, тогда он все бросит и уйдет в школу работать учителем химии.
Последняя фраза была сказана особенно прочувствованно и, верно, поэтому меня зацепила.
– Даша! – Тимур бухнулся передо мной на колени. – Я прошу тебя стать моей женой! А это, – он залез в боковой карман своего светлого шелкового пиджака и достал какую-то плоскую и длинную коробочку, – это – в подтверждение серьезности моих намерений.
Наверное, закатное солнце как раз испустило свой самый последний луч. И этот луч отразился многоцветным сиянием, которое хлынуло из открытого футляра. Когда светоизвержение унялось, с черного мохнатого бархата на меня глянули пять ослепительно прекрасных камней. Четыре – размером с тот бриллиант, что украшал мой указательный палец, а пятый, центральный еще больше, ярче, прекраснее… Я никогда не видела ничего подобного. Тем более вблизи.
Совершенство камней настолько потрясло мою тонкую возвышенную натуру, что я с благоговением приняла футляр из ладоней Тимура и только тут разглядела, что бриллианты соединены меж собой изысканной вязью белого сверкающего металла, превратившей сияющую окаменевшую росу в благородное и изящное колье.
– Нравится? – Тимур откровенно любовался, но не драгоценностями, как я, а – мной. – Это платина и бриллианты. Давай примерим?
Он осторожно извлек украшение из футляра, пристроил на мою шею, отошел и поцокал языком, восхищаясь. Развернул меня к зеркальному окну рубки.
Ни на одной шее, никогда в жизни, ни в одном журнале и ни в одном фильме я не видела ничего красивее. Я имею в виду собственное декольте, украшенное бриллиантами.
– Даш, только не отказывай мне сразу, – попросил Тимур. – Не спеши. Подумай. А я пока слетаю за шампанским. Должны же мы это отметить!
Он унесся в кают-компанию, где веселился народ, а я осталась одна под угасающим фиолетовым небом, среди теплого ласкового моря.
Мои чуткие пальца трогали роскошную драгоценность, украшавшую лебединую шею, и я не могла поверить, что все это происходит со мной. Тимур Дацаев, друг нашей семьи, один из самых богатых людей России, только что сделал мне предложение! Я сплю? Никогда, ни разу в жизни, ни на мгновение мне не приходила в голову мысль, что такое – возможно. Он был далек от меня, как эти неясные звездочки, проявляющиеся на высоком небе. Он был из другой жизни, другого мира. И вот…
Что делать? Как сказать ему, что моя судьба уже определена и в ней нет места романтическим чувствам на стороне? Как признаться в том, что совсем скоро я выйду замуж и наши пути разойдутся навсегда? Замуж за Диму Полиняка, наследного принца Монако. И нам вместе придется доказывать, что мы – не самозванцы, что мы имеем равные права с Гримальди?
А если не докажем? Что, если Дима и не захочет ничего доказывать? И что тогда? Вечное прозябание неудовлетворенной гордости? Слезы в подушку? Жизнь впроголодь? Сколько мы так протянем? Надол го ли хватит наших искренних чувств? Да и есть ли они, чувства? Стоило мне уйти в отель, как он тут же переспал с Анькой. А если у него это наследственное, как у князя Альбера? И я буду постоянно вытаскивать его из чужих постелей? Да и я сама. Разве могу я сейчас поклясться, что стану любить его вечно? Разве я его вообще – люблю? Буду честна сама с собой: нет! Пока я всего лишь пытаюсь его полюбить. Но ведь у меня тоже может не получиться! Разве сердцу прикажешь?
