– «Равлик», – ответил я, не задумываясь.
Ее глаза стали как блюдца:
– Что это еще за равлик?
– В древнерусском языке так называлась маленькая улитка. Крохотная! Так, кстати, и сейчас называют на украинском, польском и прочих славянских языках. Равлик может стать Змеем Горынычем, если сумеет пройти через множество бед, опасностей, препятствий.
Она замедленно кивнула, я видел как отчаяние в ее прекрасных глазах уступает место расчетливому выражению:
– Да, а потом, если сумеем встать на ноги снова, мы возродим своего Змея. Если прямо сейчас подать на регистрацию… Как ты назвал свой роман?
Вопрос застиг меня врасплох. Я пожал плечами:
– Пока никак. Там речь идет о трех простофилях из Леса, которые выходят в мир, подобный нашему. Просто трое из Леса.
– Пусть будет «Трое из Леса», – решила она.
– Пусть. Я всегда пасую с названиями.
– Но их вроде бы придумывают в самом начале…
– Кто как. Я обычно в последнюю минуту, когда надо сдавать в издательство.
Выпускаем «Трое из Леса», расходится неожиданно «на ура». Похоже, англо-американской фантастикой уже обожрались. Все-таки за советское время нас приучили к высококачественной пище, по крайней мере в жанре фантастики: переводили только лучших, плюс переводчиками выступали прекрасные писатели, как знатоки языка иностранного, так и виртуозы своего. В результате переводные произведения часто получались выше классом, чем оригиналы.
Сейчас же лучшее уже выбрали, хорошего нигде не бывают горы, а теперь пошли на-гора цистерны дерьма, которого в американской фантастике тот же процент, что в любой другой. И, наконец, читателю восхотелось хоть чего-то и отечественного. Это я так, объясняю, хотя, конечно же, хочется сказать, что у меня намного лучше, круче, интереснее… как оно на самом деле, конечно же, и есть.
И хотя тиражи «Троих из Леса» невелики, но повторяем их и повторяем, прибыль стопроцентная, хватает платить за квартиру, офис и склад, выплачивать чудовищный процент: двадцать пять процентов… в месяц! Лилия наконец-то оделась с головы до ног в настоящую фирменную одежду, а не ту, которую сама шила по выкройкам из журнала «Бурда». Конечно, не Версачи, но все-таки концы с концами уже сводим.
– Теперь я наконец-то могу показаться своим, – прошептала она, вертясь перед зеркалом в магазине.
– Родне?
– Не только. Всем, кто отговаривал.
– Ехать в Москву?
– Ехать к тебе. Ни один человек не сказал: езжай! Все говорили: пропадешь, дура. Не смей!
Я развел руками.
– Считаешь, что новой одежды достаточно?
– Ну хоть что-то. Представляешь, что обо мне в Перми рассказывают?
Я невесело засмеялся.
– То же самое, что обо мне в Харькове.
Выпустили «Трое в Песках», а затем и «Трое и Дана», вторую и третью книгу моего цикла. Уходят на улет, читатели требуют продолжения. Я встал перед трудной дилеммой, надо выдавать те книги, что хорошо расходятся, это азбука выживания, но в то же время я в первую очередь – писатель. А это значит, что я самое свободное, независимое и сварливое существо на свете, которое знает все и как, и никто ему слова поперек не скажи, не указывай, не учи, даже не намекивай, что кто-то что-то может знать лучше.
Словом, у меня две уже начатые книги совсем на другую тему, и совсем не хочется писать то, что читатель требует. А вот возьму и напишу не то, что он хочет, а то, что ему нужно!..
Еще через пару лет после колоссальной трескучей рекламы могучее и богатейшее питерское издательство «Северо-Запад» выпускает роман Семеновой «Волкодав». В рекламе роман именуется «русским Конаном», что, собственно, верно, сюжет почти полностью повторяет два американских фильма: «Конан- варвар» и «Конан-разрушитель». Правда, видеомагнитофоны пока еще редкость, а фильмы только на пиратских кассетах, так что «Волкодав» без всяких помех провозглашен первым произведением в русском фэнтези, а Семенову объявили родоначальницей русского фэнтези.
Мои читатели возмущались, как же так, я успокаивал: мол, я – марафонец, и весна покажет, кто где срал. В нашей стране и в нашей неразберихе и не то возможно. Мне, собственно, это до фени, кто есть кто, кого как назовет в угоду своим интересам финансовая группа, но пройдут годы, оглушительная реклама стихнет, дурман развеется, и читающие увидят, кто есть ху.
Уже потом, глядя с высоты опыта и прожитых лет при новой власти, понял, что моя профессия творческого человека позволила в числе самых первых создать частное предприятие… и моя же щепетильность человека свободной профессии погубила его.
Присмотревшись, в бизнес перешли люди из райкомов, горкомов, парткомов. Кто-то приватизировал типографии, заводы, склады с бумагой и картоном, кто-то – сразу даже заводы и многоэтажные здания. Они сразу начали вести дела так, как вели и раньше партийные: по трупам, по трупам, по трупам… Тогда еще не было киллеров, но конкурентов, которые у них же покупают бумагу, у них же снимают помещение под склад для книг и под офис, можно убивать и по-иному.