Их можно, что называется, подставить, их можно подвести тысячью других способов и выставить виновными, а в уже купленной ими газете купленный журналист напишет, что если не умеешь вести дела, то не берись. Человеку не важно, как и почему книга не вышла вовремя, ему дай ее любой ценой. Любой. ЛЮБОЙ. Страшноватое слово, а? Но звучит гордо, а если не вдумываться в страшный смысл, то можно лихо петь: «Нам нужна одна победа, мы за ценой не постоим!»
Прекраснодушные мечтатели, которые первыми начали как перестройку, так и бизнес, сгинули. Одни в концлагерях, других вытолкали за рубеж, а героем стал отец водородной бомбы, лауреат Сталинской, Ленинских и прочих премий, который к концу карьеры в некоторых аспектах перестал соглашаться с методами построения коммунизма.
И что же? Да ничего. Каждому свое. Может быть, и лучше, что совестливых более беззастенчивые вытеснили… даже попросту вышибли с рынка. И меня в том числе. А то и сам бы постепенно стал таким.
А так снова пишу книги.
Народец стандартен и одинаков, как доски в заборе. Слепо копируют друг друга, даже не подумают сделать шаг вправо или влево.
Более консервативного занятия, чем книгоиздательство, похоже, вообще не существует. Ну, разве что пришла иная техника. Даже дедушка Ленин не трогал книгоиздание, это дядюшка Сталин взял и приказал перевернуть корешок, чтоб у нас и это было не так, как на проклятом Западе.
Перевернули. Выросло новое поколение, и вот уже следующее воспринимает такое расположение букв как само собой разумеющееся и единственное верное, ведь все, что спускалось сверху, принималось свято. А потом недоумевающие спрашивали: а что, разве не так было?
Кстати, не так было и в России до Советской власти.
Когда мы начали выпускать книги, я сразу же велел повернуть надпись на корешках. Естественно, что все простые и даже очень простые люди восприняли как крамольное «вверх ногами», хотя именно нынешнее расположение букв и есть это самое стояние на ушах. Вот самый простой пример, как легко навязать населению целой страны что-то совсем нелепое, оправданное только идеологией и жаждой отличаться от проклятых капиталистов!
И когда мне задают вопрос: почему располагаете надписи на корешках «вверх ногами»? Я молча указываю на полочку с англо-американской фантастикой штатовских и британских изданий.
Так что те, у кого сохранились книги издательства «Равлик», могут увидеть все эти ультрасовременные новшества, которые я ввел в полиграфию. Увы, не прижились, люди очень даже консервативны. Куда пихнешь, туда идут.
Но корешков было мало. На последней страничке Сталин распорядился печатать все выходные данные: имена редакторов, корректоров, художников и пр., чтобы можно было сразу привлечь, кого надо, а кого и сразу к стенке. Тогда же начали печатать абракадабру из непонятных сокращений, означающих учетно- издательские листы, авторские листы, печатные листы, гарнитуру, сорт бумаги и пр., пр., пр.
Как пародию на эти порядки я велел печатать еще и фамилии бухгалтера, дворника, слесаря и машинистки. Читателями принято было «на ура», а когда я решил все эти уч.-изд. Лист. и пр. заменить на простое и понятное для читателя количество слов, знаков и абзацев в книге – восторгу не было предела, ибо сразу каждый видел, чем книга отличается от предыдущего издания: в самом ли деле что-то «добавлено и дополнено»! Кстати, читатели восприняли это с восторгом, а вот издатели – кисло. Тогда многие в условиях книжного дефицита старались напечатать поскорее и побольше, тексты растягивали, раздували, набирая крупным кеглем и бессовестно используя интерлиньяж, им уже никак нельзя было подхватить подобное начинание!
Несмотря на фотонаборные машины и приход компьютеров, производство книг не менялось. Мне это казалось нелепым, возникли кое-какие идеи, как все изменить, чтобы все в ногу с веком, но к этому времени интерес к изданию книг начал угасать, проще лежать на диване и сочинять романы, и я оставил реформы в мировом книгоиздании.
Святость, таинственность и гипертрофированное значение секса в прошлом было обусловлено всего лишь невежеством и незнанием, что же это такое и как с этой таинственной силой справиться. Даже опытные женщины не знали того, что узнают чуть ли не с детского садика нынешние особи женского пола. Эти прекрасно знают насчет опасных дней, а в остальное время заниматься любовью можно без предохранения.
Кроме того, не было противозачаточных средств, я прекрасно помню, что в итоге все женщины проходили через кровавую и жестокую необходимость абортов. И снова абортов. И снова. Со времен древних египтян и до моего времени способ не изменился, но за период моей жизни произошло повзросление человечества.
Теперь, когда каждая школьница знает технику секса, преспокойно относится к этой довольно простенькой радости, хоть и приятной, тем более – легко доступной, таинственность и сакральность утеряна. Человечество поднимается на другую ступеньку. Начинает ощущать радости слаже, сильнее, тоньше, выше по качеству.
Правда, потеряно то жутковато-сладкое ощущение таинственности и недоступности. Ну что ж, без потерь на пути прогресса не бывает. Зато приходит что-то иное, чего не знали тогда. К примеру, компьютерные игры, сноуборд, дельтапланы…
В нашей коммунальной квартире за десять лет моего проживания две семьи получили квартиры, а двое хозяев просто померли. Каждый раз одна из освободившихся комнат автоматически присоединялась ко мне, так как в моей мы прописаны вчетвером: я, Ирина, сын и дочь. За это время сын и дочь выросли, закончили школы, сын женился и развелся, дочь вышла замуж и тоже развелась, но оба – вот уж не москвичи с их хваткой! – прописали в мою квартиру, с моего разрешения, понятно, своих супругов.
Так что однажды в моем распоряжении оказалась вся шестикомнатная квартира с кухней в двадцать метров, потолками в четыре и расположением на улице Горького, дом двенадцать. Для неграмотных напоминаю, что адрес Моссовета – ул. Горького, дом тринадцать. Теперь, ессно, ул. Тверская.
Дети, понятно, возжелали жить отдельно и восхотели разделить квартиру. Началась отвратительная грызня за сантиметры, всем нужно больше, всем нужно больше. Я спорить, как вы уже чувствуете, не стал. Согласился на раздел, добавил только, что это последнее, что для них делаю, более того: отдаю все, себе не оставляю ни сантиметра, буду снимать квартиру.
Обычно родители отправляют детей снимать жилье, а сами остаются в старом гнезде, но у нас все наоборот: я ведь моложе и сильнее, чем мои дети, потому с Лилей ушли и десять лет скитались по
