Вообще-то, я никогда не бываю в себе уверен, но, когда прижат к стене, как вот сейчас, я гордо вскидываю голову.
– Еще бы!.. Это же я!.. Разве я не орел?
Она снова улыбнулась, уже мягче и совсем по-дружески.
– Не знаю, – проговорила она, – зачем тебе эти хлопоты. Браки заключают ныне по большей части временные, на пять лет. Надо будет подписать кучу контрактов, насчет имущества, взаимных алиментов и обязательств, даже кому отойдут дети, если вдруг сдуру решим завести.
Я сказал угрюмо:
– А что, обязательно расставаться? Временные браки продляются автоматом, если не прийти за выпиской о расторжении.
– Мы обязательно расстанемся, – сказала она уверенно.
– Почему?
– Мы оба продолжаем развиваться, – сообщила она. – А значит, ножницы наших интересов начнут расходиться. Сейчас мы в том месте, где нас соединяет гвоздик, а потом под углом в разные стороны… Да и вообще! Если впереди, как ты говоришь, сингулярность, то зачем дети? Нам сейчас по двадцать, по всем прогнозам доживем до бессмертия… а дети нужны только для того, чтобы продлить род, не дать вымереть племени. Но при бессмертии мы сами все это обеспечим.
Я сказал убито:
– Даже не ради детей… Я хочу быть с тобой! Сам не знаю, что со мной. Как дурак средневековый, что писал или пел баллады под окном. Знаю только, что хочу быть с тобой!.. И дети как бы для того же…
– Ага, привяжут?
– Ну, когда надевают кольца, то имеется в виду, что между ними цепь? Только невидимая?
Она сдвинула плечами:
– Никогда не задумывалась о такой символике. Для меня кольца – это просто украшение.
– Женщина…
Она посмотрела с достоинством:
– Да. И еще какая!.. Грег, нам только по двадцать лет!.. Ну какая женитьба, какое замужество?.. Нам с тобой повезло, мы еще не закончили вузы, а уже нашли себе работу!.. Это при безработице в сорок процентов!.. Мы должны сосредоточиться на работе, разве не понимаешь?
– Понимаю, – ответил я тоскливо.
– Так почему же?
– Страшусь тебя потерять, – ответил я честно.
Она сказала рассудительно:
– Да куда я денусь? Мы ж так подходим друг другу, что я даже не знаю. Когда я с тобой в постели, мне даже секс не нужен, так хорошо лежать, когда твоя рука под моей головой… или щекой на твоей груди, слышно, как постукивает твое сытое противное сердце… Все остальные торопятся трахаться, так стараются, даже жалко их, бедных, зажатых, задавленных жизнью.
– А я не задавлен?
Она помотала головой:
– Нет. И вовсе не потому, что нашел работу. Ты не обращаешь внимание на то, как принято, идешь сам по себе… и оказывается, что идешь по прямой, без подсказок, к той цели, к которой все идут мучительными зигзагами. Тебя совсем не надо ни воспитывать, ни перевоспитывать! Представляешь?
– Спасибо, – пробормотал я. – Так почему бы тебе не выйти за такого замечательного?
Перед сном она возилась на кухне, вытаскивая из формочек кубики льда. Я смотрел с нежностью, мы, мужчины, любим наблюдать, как женщины занимаются этой хренью, мы в эти мгновения чувствуем свое полнейшее и просто абсолютнейшее превосходство над этими смешными и нелепыми существами, что живут рядом с нами, наподобие домашних животных, но умеют разговаривать и капризничать.
Вот она сейчас будет брать эти кубики льда в передние лапки и суетливо тереть ими по мордочке, дескать, так она омолаживается. На эту тему у нее собраны сотни статей и роликов, где профессора и академики доказывают и показывают на примерах, что такие процедуры стягивают кожу, вырабатывают коллаген, а лицо становится моложе…
Мы этой дурью не страдаем, нам и так хорошо, морщины нас не пугают, а если какая и не понравится порой, то не настолько, чтобы вот так мучить себя льдом. А когда наберется чересчур много и морда начнет обвисать, как у бульдога, то р-р-раз! – и пластический хирург все приведет в норму. А чтоб каждый день вот так… нет, мы не такие прибитенькие…
Я с нежностью смотрел на свою прибитенькую, такую милую и замечательную, еще теплую со сна, настолько мягкую, что всю бы искусал, как молодые мамы в азарте кусают за ягодицы младенцев.
– Не рано? – спросил я ласково. – Ну какие морщины в двадцать лет?
– Надо, – сказала она, – чтоб и не возникали!
Еще я обожал смотреть, как она красится: садится на пол, там мягкий уютный коврик, упирается спиной в кровать, на туалетном столике баночки с кремами, щеточки для ресниц и прочая лабуда, а я ложусь рядом на диване и с нежностью наблюдаю, как это существо проделывает передними лапками такие непонятные для нас, мужчин, манипуляции со щеточками, кремами и кремиками, подрисовывает, подкрашивает, подводит, подмазывает, и все с такой серьезностью, словно открывает новый вид темной материи или создает новую архитектуру компьютерной платы.
Сегодня, как и всегда, она время от времени косит глазом в мою сторону.
– Чего лыбишься?
– Я люблю тебя, – ответил я шепотом, чтобы не спугнуть счастье, – я очень люблю тебя, Энн. И даже не знаю, что со мной случится, если потеряю тебя, мою душу и сердце.
Она продолжала старательно подводить ресницы, делая их толще и загнутее.
– Я не перчатка, – ответила она с достоинством, – чтобы терять. И вообще… как ты меня потеряешь? А если я вцеплюсь, аки клещ лютый и весь энцефалитный?
Я прошептал счастливо:
– Согласен даже на чуму, только бы всегда видеть тебя рядом…
Она фыркнула:
– На кухне с поварешкой в руках? Или с половой тряпкой?.. Не-е-ет, кончилось ваше время, узурпаторы и угнетатели! Свободу женщинам! Еще свободы – пока не лопнем!
Часть II
Глава 1
Через три дня я понял, что Энн очень серьезно отнеслась к моему предложению руки и сердца. На следующий день она после работы приняла предложение коллеги из соседнего отдела переспать, именно переспать, а не потрахаться, провела с ним ночь, на следующий день отправилась спать со знакомым инженером из своих сокурсников, чего обычно не делала, а третью ночь провела в постели Анатолия Валериановича, оператора их просмотровых залов.
Так поступают, если всерьез стараются понять, в самом ли деле ничего не теряют, отказываясь от такой, в общем-то, ерунды, или теряют меньше, чем приобретут в браке.
И еще показатель, что в браке не собирается искать приключений на стороне, пуританская строгость как раз в характере Энн. Если вышла замуж, то уже должна быть верна мужу.
Мальчишники и девичники, давно потерявшие свое древнее сакральное значение, как раз и дают шанс одуматься в последний момент, увидеть, что теряешь больше, чем обретаешь, а значит – всю жизнь будешь несчастлив или несчастлива, и такой брак в конце концов неизбежно распадется.
Ни у кого добрачная жизнь не была идеальной и непорочной, и не зря священник перед тем, как соединить руки новобрачных, обращается ко всем: «Если у кого есть что сказать против этого брака, говорите сейчас… или молчите вечно!»
Конечно, Энн права насчет «ненужности» детей, если говорить о проблеме излишнего населения. То, о чем молчали стыдливо, о чем никогда не говорили и нигде не упоминали, но многие о таком подумывали, наконец-то совершилось. И опять же всему виной экономика. Когда-то заставляла мигрировать дикие племена, потом от охоты переходить к скотоводству и земледелию, при первой революции заставила дать
