перебраться во взрослую литературу, хотя успехов там не достигли, там требования повыше, а конкуренция посильнее, а остальные так и вовсе после долгого молчания перешли в стан пенсионеров.
У юмористов век короткий. Корнилов рассказывал, у него на прошлой работе в отделе работает один… Пять лет тому взошла на небосклоне его звезда: острил, сыпал остротами с экрана, издал три книжечки с хохмочками, затем как-то разом исчез. Кто-то даже думал что заболел и умер, но нет, здоровехонек, только вырос из коротких штанишек. Но в мире взрослых надо начинать снова, а на это не у всех юмористов хватает пороху. И становятся заурядным офисным планктоном.
Юмор – защитное свойство молодости. Показывает, что уже не воспринимает все, установленное старшим поколением, как железобетонную догму. А старшему возрасту юморить над всем вокруг уже не такая необходимость. Они отюморили, сейчас твердо стоят на задних конечностях, у них свой ум и свое мышление, уже сами что-то делают, а не гыгыкают над тем, что сделано другими.
Глава 11
Науки всегда боялись, но плодами ее пользуются даже самые боязливые. Мы все стремимся к стабильности, предсказуемости, а наука постоянно чем-то пугает, а мы себе кажемся ну такими умными, когда что-то не одобряем! Смеемся над футбольными фанатами, что берутся руководить футболистами на поле, но сами такие же, когда заходит треп о политике, экономике и даже науке.
Да и всякий оптимист почему-то чаще всего выглядит дураком, а вот такие алармисты, постоянно предупреждающие об опасностях науки – та-а-акие умныя, они ж все видят наперед и предупре-е-е-ежда- а-а-ают… Да и сейчас… Ах-ах, мобильники вызывают рак, но что-то никто из алармистов не перестал ими пользоваться.
Сейчас снова начались атаки на слишком дорогой коллайдер, мол, опасен и вообще зачем, но коллайдер в числе тех вещей, что приближает нас к тому времени, когда наука окончательно победит болезни, откроет бессмертие, создаст мир изобилия.
Коллайдер – это звено в цепи, сам по себе вроде бы ничего не даст моему огороду и моей корове, но с его помощью в том числе наука сделает еще шажок, и уже на нем, возможно, избавит нас от страданий и бедности, а взамен даст вечный мир изобилия, энергии и щастя.
Кабанов, наш специалист, заявил глубокомысленно:
– А вот я, чудо такое, абсолютно уверен, что широкое внедрение этих чипов поможет коллайдеру привести человечество к общей мутации! Даже если то начнет сопеть и упираться.
Люцифер посмотрел на него с отвращением, скривился, словно вместо компота хватил уксуса.
– Мутации? – переспросил он брезгливо. – Дорогой Семен Семенович, мутации ведут просто к смерти, а не к появлению сверхчеловеков. Это у нас в кино как мутация, как множество всяких людей-икс…
Урланис вставил с тяжелым сарказмом:
– Или зомби.
– Или зомби, – согласился Люцифер. – На самом деле мутации ведут к гибели…
Кабанов возразил:
– Я тоже, знаете ли, что-то помню из школьного курса! А как тогда появляются новые пятнышки на спинках божьих коровок?
– При благоприятной мутации, – сказал Люцифер, – шанс которой один к ста миллиардам, на спинке божьей коровки добавляется одна точка к остальному десятку. Остальные сто миллиардов коровок просто от этой мутации дохнут. Потом еще миллион лет эта мутация закрепляется. А вы говорите про мутацию, когда шел по улице Вася Пупыркин, его облучило чем-то неизвестным, и он получил способность летать, видеть сквозь стены, читать чужие мысли… что там еще?
– Уламывать баб? – сказал Кириченко и смачно потер ладони.
– Вот-вот, – сказал Люцифер. – Уламывать баб. Хотя способностей видеть сквозь стены и читать мысли достаточно, чтобы уломать любую.
Вертиков прислушался, спросил с патетическим недоумением:
– Вы о чем? Где такие, которых надо уламывать?.. Интересно, дайте адресок этой психклиники!
Люцифер замычал, как от зубной боли.
– Господи, – сказал он с тоской, – уже и третья волна сексуальной революции прошла, а они все о бабах, словно в пещерное время!
– Да мы не о бабах, – возразил Кабанов. – Мы о мутациях. Это так, по дороге…
– Где бабы, – спросил Ветиков сварливо, – а где мутации?
– Бабы и есть мутация, – глубокомысленно рассудил Люцифер. – Как ты не понимаешь?
– Не понимаю, – сказал Вертиков сердито. – Шеф, не пора ли им урезать зряплату?
Урланис слушал, кривился, мялся, переступал с ноги на ногу, отводил взгляд в сторону. Мы ощутили нечто и ждали, а он плюхнулся в кресло и, развернувшись к нам, сказал хмуро:
– Я все-таки заказал чип и уже оплатил. Завтра буду ставить.
– Ого, – сказал Люцифер с удовольствием. – Давно пора. Ты у нас самый примерный. Уж тебе-то стыдиться нечего точно.
Урланис сказал тяжело:
– Знаешь, от тебя мне скрывать нечего. Даже от шефа, как ни странно. А вот от самого близкого человека, что уж поделать, есть.
Все переглянулись, Люцифер догадался первым:
– От Аннушки? Чудак, у вас такая любовь, что я даже не знаю!..
– Уж точно, – сказал и Вертиков с завистью, – станет только крепче.
Урланис сдвинул плечами:
– В том-то и дело, что у нас любовь. Был бы просто стандартный брак…
Люцифер спросил:
– Погоди, ты опасаешься, что узнает что-то нежелательное?
– Оно самое, – проговорил Урланис с тоской.
– Адюльтер? – сказал Люцифер и гордо заулыбался, что без запинки вымолвил трудное слово. – Оно?
Мы посмотрели с удивлением, такое как-то не вяжется с обликом всегда суперпримерного Урланиса, однако он нехотя наклонил голову.
– Да.
Вертиков вскрикнул:
– Чепуха!.. Это было давно и… почти неправда!.. Со всяким бывает случайность…
– Это была не случайность, – возразил Урланис. – Как наваждение какое-то… Встречался тайком две недели, а один раз вроде бы в командировку уехал, а на самом деле… Не знаю даже, что было бы, но я моей пассии надоел, увлеклась каким-то молодым бизнесменом… С тех пор это мой стыд…
– …и сладкое воспоминание, – сказал мудрый Корнилов. – Вообще-то, все мы или почти все бывали в таких ситуациях, но в самом деле как-то раскрываться перед женой не хотелось бы. Я вот свою жену тоже люблю, без дураков люблю, перед вами не стал бы прикидываться…
– Да верим-верим, – нетерпеливо прервал Люцифер.
– Но и я, – закончил Корнилов, – не хотел бы, чтобы жена узнала
Кириченко прислушался, подошел, выражение лица недовольно-брезгливое.
– Знаете ли, – сказал он недовольно, – не все же такие невинные души, как Люцифер или наш шеф!.. Есть же и такие сложные натуры, как вот я. Потому я тоже как бы это, разделяю тревоги Урлана. Но моя утонченность вовсе не позволяет чужим лезть в мой внутренний духовный мир грязными лапами в кирзовых говнодавах. В моей чуткой трепетной душе нельзя не только трогать, но и созерцать!.. От взглядов некоторых тут остаются сальные пятна.
– Ах-ах, – воскликнул Люцифер.
– Вот тебе и ах-ах, – сказал Кириченко с достоинством. – Вы даже грешить не умеете, вам признаваться можно, простенькие души!.. А я только Богу признаюсь, от него все равно не скроешься, но ему как раз и пофигу, кто как и сколько, он велик, не то, что вы, морды немытые и давно не битые.
Подошла Вероника Давыдовна с бутербродом в руке, ладонь другой держит снизу ковшиком, пытаясь подхватывать крошки. Из-под стола вылез пылесос и сердито забегал вокруг.
