еще как доволен, все женщины принадлежат ему, это ли не мечта мужчин, и он свободен, впервые свободен в своих желаниях и поступках.
И никто ему ни в чем не отказывает, не перечит. Более того, во всем идут навстречу его желаниям и прихотям.
Когда он вернулся, оставив Кугинду распластанной, как рыба-камбала, там же на берегу в траве, столы накрыли уже другой скатертью, нежно-зеленой, а задорная Агая быстро и с удовольствием расставляла блюда из серебра и золота.
Тангейзер засмотрелся, бесподобны огненно-красные волосы, обрамляющие лицо, красные брови, густые красные тени вокруг глаз, и ярко-красные губы на безукоризненно чистом светлом лице.
И только блестящие и сияющие собственным светом глаза, ярко-зеленые, с крупной широкой радужкой, неожиданно нарушают эту гармонию цвета, но как дивно нарушают!
Тангейзер смотрел с сильно бьющимся сердцем и не мог насмотреться.
Она оглянулась через плечо, поймав его взгляд, засмеялась весело и звонко.
– Что так смотришь? Хочешь меня?
– Хочу, – ответил Тангейзер честно.
– Сперва подкрепи силы, – сказала она со смешком, – я не хочу, чтобы ты потерял сознание…
– Не потеряю, – ответил он с вызовом и тут же добавил: – Но ты права, я в самом деле захотел есть просто зверски. Тем более что здесь просто необыкновенные вещи… Откуда такое?
Она пожала плечами.
– Не знаю. Мне все равно. Говорят, с какого-то Олимпа.
Он невольно вздрогнул, попытался сообразить, так ли понял или же послышалось что-то иное, пробормотал:
– Ну, тогда да… тогда должно быть… вкусно…
Она странно посмотрела на него, но ничего не сказала, а он ел в самом деле, как голодный волк, чувствуя, как усталое тело снова наливается молодой гремящей силой.
Девушки потихоньку разбрелись, он допил вино и намеревался отправиться поискать их, чувствуя жар в крови, но когда начал вылезать из-за стола, вздрогнул и подобрался.
К нему неторопливо приближалась та женщина с властными манерами, что встретила его первой, она сдержанно улыбнулась ему и проговорила приветливо:
– Присматриваетесь? Нравится?
Он поклонился.
– Да, в полном восторге… Простите, как мне вас называть? Прекрасная незнакомка?
Она улыбнулась.
– Можете… просто Хозяйка.
Он развел руками и учтиво поклонился.
– С удовольствием. Мужчине всегда приятнее подчиняться женщине, чем другому мужчине.
– Тогда отдыхайте, – велела она строго-ласково. – Я вернусь.
– Когда?
– Когда подойдет время.
Он потянулся за лютней, а когда повернулся, ее уже не было на прежнем месте. Разочарованный, он сел там же на лавку, поудобнее взял инструмент в руки, поэт – везде поэт…
Он довольно долго подбирал новую мелодию, делая ее еще более чувственной, время от времени отхлебывал вино из дивно украшенного рубинами кубка. Теперь он предпочитал крепкое, терпкое, сразу бьющее в голову и разогревающее кровь. Мышление нарушается, зато открываются некие двери в душе, и оттуда… или туда?.. в общем, он ловит возникающие слова и звуки, торопится их вплести в причудливую канву новой мелодии, что потрясет мир…
Затем появились весело щебечущие женщины, он отложил лютню, а они, уложив его на роскошное ложе, со смехом наливали в кубки и чаши вина, отважно пили и сами, беспечно хохотали. Он все время думал, что их сочли бы в его землях бесстыжими, но что бесстыжего в том, что свободно держатся, не позволяют ложной скромности или притворному стыду сковывать слова и движения, что они не лгут, а совершенно… искренни?
– Я люблю вас, – заявил он счастливо, – как здесь хорошо… И какой прекрасный мир мы потеряли!
Рядом с ним села молодая сочная женщина, Тангейзер, теряя над собой всякий контроль, сдернул с нее легкую ткань, прикрывающую грудь, и женщина, охнув от неожиданности, тут же весело расхохоталась над собственным испугом, и другие тоже засмеялись и начали подшучивать, а она, поддерживая тяжелые полные груди ладонями, вскрикнула задорно:
– Перестаньте завидовать! Мне их прятать?
– Надо! – закричала одна весело.
– Обязательно! – крикнула вторая.
– Нечего хвастаться, – крикнула третья, – у меня не мельче!..
– А ну покажи!
– Не дождешься!..
Тангейзер крикнул весело:
– Сейчас я вас помирю…
Дотянувшись до второй спорщицы, он сдернул и с нее полоску ткани, сам ахнул при виде крупной груди с изумительно чистой безукоризненной кожей и ярко-красными вытянутыми сосками.
Остальные хихикали, но свои груди прикрывали ладонями, то ли стыдливо, то ли игра такая, а эти двое начали шумно сравнивать прямо перед Тангейзером, а потом обратились к нему, чтобы он рассудил, чья грудь лучше.
Он воскликнул:
– Вы настолько обе совершенны, что это не мне решать! Я вижу только божественное великолепие, милые мои вакханки…
Одна спросила сердитым голосом:
– Так тебе моя грудь нравится или нет?
– Очень, – заверил Тангейзер.
– Тогда эту ночь я сплю с тобой! – заявила она.
Вторая вскрикнула с возмущением:
– Какая ты… нет, это просто невероятно! Всю ночь?.. Тогда я возлягу с ним прямо сейчас!.. Мой герой, ты же не откажешься?
Тангейзер воскликнул ошалело:
– Я? Я что, похож на последнего дурака?.. Да что угодно, только бы вот так с вами, как же я счастлив!.. Как же мне повезло!..
Эту ночь он провел с Гизеллой, милой и очень хорошенькой девчушкой, молоденькой, как ребенок, но с большими грудями, так сильно расставленными в стороны, что он то и дело брал их в руки и сводил вместе, и широким вздернутым задом, пухленькая и сочная, на редкость живая, глупая и веселая, постоянно хихикала и с готовностью выполняла все его желания, счастливая, что он взял сегодня в постель ее, а не кого-то из подруг.
Наивная и глупая, еще в постели неопытная, но с детским любопытством все вбирающая, как губка, она ему нравилась некоторое время, пока не увидел еще одну.
Она участвовала во всех увеселениях, танцах, но никогда не пела и почти не танцевала, даже не хохотала весело и беспечно, как все, только улыбалась сдержанно, но и это выглядело как вспыхивающая молния на ее красивом мрачном лице.
Глава 12
