слушать мои песни! А когда услышит мир, чтобы услышали и ангелы на небе! И ад, и звезды, и горы!..
Она произнесла с некоторым сомнением в голосе:
– Хорошо-хорошо… Но сперва вы должны создать эти песни?
– Я их уже почти создал, – ответил он гордо. – Почти! Столько новых мотивов отыскалось, поверить не могу! Это просто счастье для музыканта, правда-правда!.. Так что для меня здесь не только вино… Вы позволите вас поцеловать?
– Да, – ответила она, – конечно же, что за странный вопрос…
Хозяйка подошла неслышно, он вскинул голову и уставился на нее несколько отстраненно, еще видя шумные толпы восторженного народа, что несут его на руках по улицам.
– Ох, – сказал он наконец, – простите…
Теперь она так сильно и широко положила красные тени вокруг глаз, что те поднялись до бровей, а внизу захватили скулы, слившись в одно целое на переносице, так что все это великолепие выглядит карнавальной маской.
Губы для контраста остались неподкрашенными, и Тангейзер то и дело переводил на них взгляд, верхняя губа красиво вздернута, обнажая зубки, справа над уголком рта посажена настолько кокетливая темная мушка, что то и дело поглядываешь на нее и сразу видишь призывно приоткрытый рот…
Она спросила с задорной улыбкой:
– За что просите прощения?
– Я должен был учуять ваше появление, – ответил он, – как собаки чуют приближение рассвета!
– Да? – спросила она с интересом. – Я думала, рассвет чуют петухи… и прочие птички.
– И поэты!
– Да-да, – произнесла она загадочным голосом. – Вижу, складыванию песен наш уют не мешает?
– Еще как не мешает, – подтвердил он с восторгом. – У меня получается нечто совсем новое, чего не встречал ни в суровой Германии, ни на знойном Востоке!
– Поздравляю, – сказала она.
Он посмотрел на нее с надеждой.
– Я полностью освоился в вашем волшебном мире! Теперь вы удостоите меня вашим высоким вниманием?
Она сочно улыбнулась.
– Удостою, удостою.
Он подвинул для нее скамью, замер в сладостном ожидании, однако она покачала головой.
– Нет…
Он спросил упавшим голосом:
– Но почему?
В ее дивных глазах появился внутренний свет, он не мог оторвать зачарованного взгляда, сразу начал подбирать слова, чтобы выразить эту дивную красоту, а она произнесла медленно:
– На этот раз… я приглашу вас к своему столу…
– Ох, – сказал он.
– Идите за мной.
Через несколько шагов у него остановилось дыхание, мир распахнулся такой красоты, что он и представить себе не мог: высокие деревья с пышными кронами уходят в темную высь, по ветвям прыгают огненно-рыжие белки, а внизу расставлены столы с изысканнейшими яствами, драгоценными кубками и чашами. Воздух наполнен сладостными ароматами волшебных цветов, прямо на земле дремлют огромные бабочки, красоту не описать, он даже остановился в восторге. Но бабочки взлетели, когда хозяйка едва не наступила, однако не разлетелись, а опустились тут же на траву и цветы.
Он церемонно выждал, пока она повернется к нему и сядет на широкий диван, спросил с легким поклоном:
– Теперь я могу узнать ваше благородное имя?
Она чуть раздвинула в улыбке губы, но глаза оставались серьезными.
– Можете.
– Так… как ваше имя?
Она ответила медленно:
– В древние времена меня звали Афродитой, потом Венерой… Даже это место раньше называли Венериной горой… а теперь я больше известна под именем Голды. Или фрау Хильды, как называют в некоторых землях.
– Волшебница Голда, – ахнул он. – Я и представить себе не мог…
Она не сводила с него внимательного взгляда.
– Вижу, вы не очень испугались.
– Вообще-то есть, – признался он, – но… наверное, чересчур пьян? Почему-то не страшно… Или что- то другое?
Она кивнула:
– Другое.
– Что?
– Вы рассказывали, – проговорила она неспешно, – что бывали и в других странах. Это расширило ваш кругозор. А еще вы недавно с Востока, где совсем другой мир… Так ведь?
Он наклонил голову.
– Так.
– Потому вы другой человек, – пояснила она. – Любой уже вопил бы в ужасе, а вы – человек не только отважный, но повидавший многое. А это значит, уже мудрый… вы не боитесь, как другие, только потому, что это незнакомо… Позвольте, я вам налью вот этого вина. Его вы еще не пробовали…
– Сочту за честь, – пробормотал он, – и за счастье… Чтобы сама волшебница Голда наливала, кто мог бы мечтать…
Она сказала нежно:
– Дорогой фрайхерр, но и вы не простой человек! Вы сами творите волшебство своими песнями.
Он посмотрел несколько растерянно.
– Вообще-то и мне иногда что-то чудилось…
– Вот-вот, – сказала она настойчиво. – Мы сродни. Для простых людей одни законы и правила, а для таких, как мы, – все другое… Как вино?
– Волшебное, – признался он.
– По нам и вино, – произнесла она.
– Я просто не могу поверить, что может существовать такое вино!
– Прекрасно, – произнесла она с улыбкой. – Значит, в остальное вы верите легко, потому что… это так естественно! Поэты и должны жить в несколько иной… да почему несколько? Что за осторожность?.. В совершенно ином мире, чем простые лавочники, простолюдины, рыцари или даже короли!.. Потому что они все простые и с простыми желаниями, что не могут не то что перепрыгнуть, но даже заглянуть за окружающий их забор предрассудков, ограничений и запретов.
Он сказал с пьяной веселостью:
– Долой запреты!
– Долой, – согласилась она.
– Долой все ограничения, – сказал он отважно. – Все!.. Человек должен быть свободным!.. Человек должен сам определять себе границы… А если это кто-то делает за него – это насилие над личностью!.. Ик!.. Мы должны быть против… ик!.. такого… ик!
– Запей, – сказала она, – икота пройдет сразу.
В его кубок полилось такое густое вино, что почти как масло, он сделал первый глоток, во рту как будто наступило Царство Небесное, даже сознание очистилось, он с нежностью смотрел на волшебницу и видел, насколько она хороша и прелестна, насколько нежна ее кожа и как приподнимается ее полная грудь при каждом вздохе…
– Голда, – повторил он сиплым голосом, – она же Афродита…
