Я выставил ладонь, чувствуя свирепое ликование. Рукоять смачно шлепнула, я тут же в коротком, но могучем замахе послал молот обратно.
Из первой кучки монстров, где собралось не меньше дюжины, осталось не больше половины, из них трое с оборванными руками. Молот расплескал и этих, оставшихся, как налитые кровью пузыри, снес с ног еще пару близстоящих, вернулся, я с воплем посылал его снова, и снова, и снова…
Сквозь кровавую пелену в глазах увидел что-то мелькающее, услышал волчий вой. Поле снова превратилось в поле павших, земля подтекала кровью, повсюду красные ручьи, от горячей крови поднимался мутный пар, ворон с радостным карканьем взлетел и расправил крылья, давая себя поднять восходящим потокам.
Королеву эльфов поддерживали под руки двое воинов, оба, похоже, ранены, а среди изуродованных монстров лежал на спине, разбросав руки, старый маг, которого я меньше всего мог зачислить в свои противники.
Грудь его была разбита ударом молота так, словно попала под кузнечный пресс. Разломанные ребра торчали наружу, проткнув сплющенную кровоточащую плоть. Изо рта текла, булькая и пузырясь, темная кровь, но глаза, затуманенные болью, еще жили, следили за мной с ненавистью, но и странным торжеством.
– Почему, Тертуллиус? – спросил я. – Почему?
– Ты узнал нечто… – прохрипел он. – Потому тебя нельзя выпускать…
– Куда? – спросил я жадно. – Куда нельзя?..
– В мир, – прохрипел старый маг совсем тихо. – Настоящего Зла… Мир, откуда оно приходит… Ты для него опасен… Но тебе уже никогда отсюда…
Я рухнул на одно колено, ухватил предателя за уши:
– Говори, служитель Зла!.. Говори!.. Почему не выбраться?
– Ты… уже… тебя молот признал… А значит, уже герой… здешнего мира…
– И что же? – потребовал я.
– А то… что тебе уже не… Да и поздно… Я доставил тебе твоего коня… Садись и… сражайся здесь…
– Почему поздно?
Из разбитого рта хлынула кровь. Он закашлялся, повел глазами. В той стороне солнце опускалось за горизонт.
Я в страхе оглянулся. На месте разрушенной башни мага медленно вырастал огромный массивный замок. По бокам вздымались уже не одна, а четыре башни, сам замок сложен из целых скал, и чтобы разрушить такой замок, потребуется сила побольше моей… или той, что у меня сейчас.
Волосы встали дыбом. В моей могучей длани всесокрушающий молот, монстры с хрипами падают под моими ударами, прекрасная королева эльфов простирает трепещущие руки, слезы бегут по ее бледному лицу, и судьба этого мира повисла на лезвии моего длинного меча… ну, молота, молота, так почему же я чувствую себя в самой страшной из ловушек?
Я закричал во весь голос, чувствуя, как раздувается горло и надуваются жилы на лбу:
– Почему? Почему стремились оставить меня здесь?
Над полем мертвых было страшное молчание. Потом возле самой ноги шевельнулся волк, рыкнул глухо:
– Кого боятся, того устраняют.
– Устраняют?
– Тебя устранили. Сюда.
А ворон каркнул хрипло:
– Правда такова, что тебе уже не вырваться из этого мира.
– Но почему?
– Потому что вход в тот… где Властелины… неведом… Никто, ни люди, ни звери, ни боги… Правда, я слышал, что те, кто вызывает гнев… знают…
Я вскочил, как подброшенный катапультой:
– Кто вызывает гнев?
Ворон смолчал, вместо него тихо ответил волк:
– Люди, кто же еще…
Его страшная оскаленная морда была красной, как и вся шерсть от падающего сверху багрового отблеска красных облаков. На западной половине полыхал пожар, небо горело и плавилось, темнеющая корка шлака кое-где лопалась, но оттуда проглядывал не слепяще оранжевый расплавленный металл, а темно-красный, уже застывающий, и я с холодком ощутил, что солнце за раскаленной тучей опустилось к краю земли угрожающе близко.
От подножья холма донеслись жалобные стенания:
– Благородный герой, спаси нас!
Двое уцелевших эльфов во главе с их королевой протягивали ко мне изящные тонкие руки. В огромных глазах с расширенными глазами стояли слезы, а на бледных щеках блестели мокрые дорожки.
