Стража остановилась, глаза их настороженно следили за каждым движением Томаса. Он бросил взгляд на калику, тот не двигался, знаком велел застыть и Томасу.
Томас повернулся к хозяину:
– Почему ты держишь нас?
Человек сошел с трона, остановился в трех шагах перед рыцарем. Темные глаза смотрели с непониманием, как смотрел бы волк на зайца, вздумавшего вцепиться ему в лапу своими крупными зубами.
– Ты кто?
– Томас Мальтон из Гисленда, – отрезал Томас с достоинством. – Благородный рыцарь, семь колен высокородных предков! Победитель Черного Рыцаря на турнире в Манчестере, первый из крестоносцев поднялся на башню Давида. Моя сотня ворвалась в Иерусалим.
Человек отмахнулся, словно отогнал назойливую муху:
– О таких не слышал. Башня Давида – это где? Иерусалим – это что?.. Здесь другие земли, благородный пленник. Я человек из Сезуана, меня знают как Тишайшего Рокамболя. Я захватил вас в своих владениях. Волен сделать то, что возжелаю. Я, кстати, так и сделаю. Но сперва готов выслушать ваши оправдания.
– Мы не собираемся оправдываться, – проговорил Томас зло.
Рокамболь чуть повернул голову, крикнул через плечо:
– Гнусак! Готовь пыточную камеру. Огонь разведи как следует, а то при таком, как сейчас горит, однажды семь шатров цыган вымерзли… Клещи проверь, чем зубы и прочее драть будешь?.. «Испанские сапоги» не забудь!
Низколобый поклонился, бегом понесся через двор. Рокамболь повернулся к Томасу, губы хищно изогнулись, глаза выпучились, как у редкой морской рыбины.
– Ты все скажешь, доблестный рыцарь!.. Не первый, кого вынесут из моего подвала по частям. Или живого скормят псам – я всегда держу их впроголодь.
Томас смотрел исподлобья, брови сшиблись на переносице.
– Ты же не сарацин, ты из Европы! Как ты можешь…
Рокамболь захохотал:
– Сарацинам не снилось, что у нас творится в подвалах! Мы молодой народ, еще дикий! Нам все можно.
На ступенях послышались быстрые шаги, возник низколобый, крикнул, запыхавшись:
– Все готово, хозяин! Палачи ждут, огонь прогорает… Клещи и крючки наточены!
Рокамболь хищно блеснул зубами, кивнул стражам. Томаса и Олега со всех сторон замкнули в кольцо сверкающих копий, двое наконечников кольнули Томаса сзади в спину. Рокамболь кивнул, пленников погнали из зала.
Они сходили по ступеням во двор, когда вдали послышался звонкий цокот подков. Во двор, прыгая через низенький забор, ворвались вооруженные до зубов всадники – пятеро на покрытых попонами конях, в железных шлемах, а впереди всех мчался… Горвель!
Из-под сплошного цилиндрического шлема выглядывали окровавленные тряпки. Правое плечо было туго перевязано белым полотенцем, на нем пламенели широкие пятна крови. За Горвелем неслись хмурые воины, все четверо были рослые, в доспехах, Томас не сразу узнал среди них Павла и Стельму.
Горвель осадил коня перед ступеньками, закричал сорванным голосом:
– Ага, все-таки попались!.. Рубите этих тварей!.. Рубите сейчас же!
Четверо воинов пустили коней шагом к мраморным ступеням, сабли в их руках блестели на солнце яркими искрами.
Рокамболь выступил вперед на верхней ступени, рявкнул злым, рассерженным голосом:
– Кто такие? Кто позволил… в моих владениях?
Горвель бросил на него лютый взгляд, свирепо послал разодетого как павлин хозяина роскошного дворца в очень далекие владения. Его люди захохотали, сабли в их руках рассыпали мелкие острые искры.
Рокамболь побагровел, отступил на шаг, резко взмахнул рукой. Стельма подъехал к Томасу, со злой усмешкой занес над головой рыцаря саблю. Внезапно пальцы разжались, сабля выпала и запрыгала по белому мрамору. Томас поднял голову, отшатнулся. Посреди лба Стельмы, пробив железный шлем, торчала железная арбалетная стрела.
В стороне громко звякнул меч. Павел откинулся в седле, руки раскинул широко, слово пытался обхватить весь мир. Стальной болт торчал прямо между глаз, а за колоннами еще трое арбалетчиков прижали приклады к плечам, держа Горвеля и его людей на прицеле. Первые два арбалетчика поспешно крутили рычаги, натягивая стальные тетивы.
Во дворе из каменных сараев, даже из конюшни появились вооруженные латники – десятка два-три. Горвель и два его уцелевших стража оказались в плотном кольце. Недобро блестели мечи, топоры, зазубренные наконечники копий.
Рокамболь, которого прикрывали с боков щитами, сказал громким холодным голосом, в котором была сама смерть:
– Что скажешь в свое оправдание, червь?.. Я готов выслушать, хотя все равно поступлю так, как возжелаю… Гнусак, горн еще горит?
