морды, стараясь ущипнуть листья с нижних веток.
– Передохнем, – сказал волхв коротко.
– Я не устала, – сказала она на всякий случай.
Он поморщился.
– Еще бы!
– Что еще бы?
– Ты ехала, – сказал он недовольно, – а не везла. Еще бы устала!
И хотя она чувствовала себя еще как усталой и разбитой от дикой скачки длиной в полдня, задрала нос и сделала вид, что ну вот нисколечки, еще и на костер сейчас сама соберет…
Правда, ветви принес он, да и поджег бересту сам, зато она достала еду и разложила на чистой тряпке. Расседланные кони дружно хрумали овес и фырканьем обменивались впечатлениями, в ветвях сплетничали спрятавшиеся птицы, от костра приятный сухой жар, волхв отошел в сторону и внимательно рассматривал, как муравьи тащат брыкающуюся гусеницу.
Неладное Барвинок ощутила в момент, когда волхв внезапно отпрыгнул, подхватил с земли посох, а сверху на него обрушилось нечто металлическое, блистающее на солнце, составленное, как показалось, из тысяч лезвий ножей.
Он успел уклониться, чудовище пронеслось над самой землей, вывернулось, перекувыркнувшись в воздухе через голову, и набросилось снова. Волхв отпрыгивал и отмахивался посохом. Когда странная птица задевала древко крылом, раздавался звон, лязг, сыпались искры. Барвинок трепетала, не понимая, что происходит, Олег с хмурым лицом все чаще опускал руки, а огромная птица набрасывалась яростнее.
Барвинок вскрикнула испуганно, когда он, запнувшись, упал, птица тут же налетела с яростным клекотом. Он откатился в сторону и с силой обрушил на нее удар посоха сверху. Хрустнули тонкие кости, птица затрепыхалась, он быстро и резко ударил еще дважды. Птица вскинулась, дико выгибая шею, из горла вырвался хриплый крик, затрепыхалась, пытаясь взлететь, но крылья бессильно тащились по земле.
Барвинок с неимоверным облегчением увидела, что Олег поднимается, зато вытаращенные глаза птицы начало застилать кожистой пленкой.
– Ты цел?
– Нет, – ответил он зло.
Она в испуге оглядела его и торопливо ощупала, она же лекарь, но даже волчовка цела, воскликнула негодующе:
– Ты даже не ранен!
– А самолюбие? – осведомился он.
Она фыркнула:
– Ах, это ваше самолюбие, знаменитое мужское чванство!.. Почему она… такая?
Он осторожно поднял сбитую птицу за шею, сейчас не крупнее гуся, а в небе казалась устрашенной Барвинок размером с дракона. Птица как птица, только маховые перья блестят металлом.
– Хорошо продумано, – заметил он хладнокровно. – Перья тонкие и хрупкие, иначе не смогла бы вообще взлететь. Легко сломать или согнуть даже несильным ударом… но смотри, какие острые! Острее бритвы.
Она зябко передернула плечами. Если бы волхв попал под взмах такого крыла, страшно и представить, проще под удар топора, кто только и сотворил такое чудовище…
Олег посмотрел на нее внимательно.
– Чего побледнела? Находишь в одном, теряешь в другом. Хотя такие перья почти не тяжелее обычных, но все же умнику пришлось убавить прочность и без того хрупких косточек. Теперь этих птичек нетрудно перебить пополам простым прутиком…
– То-то размахивал своей оглоблей! Ею быка можно убить!
– Я не знал, – возразил он, – насколько живучи… Либо маг не умеет укрепить их получше, либо бережет водицу.
– Значит, ее мало?
– Или собирается жить вечно, – ответил волхв хмуро.
Он осторожно выдернул перо, солнце ярко метнуло ей в глаза лучики. Барвинок невольно прикрыла глаза ладонью. Олег с задумчивым видом взял толстую хворостину и начал нарезать пером, как ножом, аккуратные дольки. Барвинок со страхом видела, что режет без особого усилия, словно огурец.
Она передернула плечами, представив, как эта птица бросилась бы не на волхва, а на нее.
– Если выпотрошишь, – предложил он, – можем поджарить. Думаю, мясо не хуже, чем у гуся.
– Потрошить этот ужас?
Он пожал плечами.
– Зато будешь рассказывать, какую птицу ела. Я даже не знаю, как она называется. Ни разу еще встречал. Разве что совсем далеко, на пути к Колхиде… Ладно, не хочешь, как хочешь. Набери свежей воды в баклажку, да поедем дальше. Надо спешить.
– Кони еще не отдохнули!
– Отдохнут по дороге, – отрезал он.
– Какие мужчины жестокие, – сказала она с возмущением. – И грубые. И вообще… Ты даже не заметил, что мы тоже не поели?
Он как будто впервые заметил разложенные в сторонке на полотенце ломти хлеба, сыра и мяса.
– Гм, в самом деле… Все забываю, что человек привык есть почти каждый день. А то и по несколько раз, прорвы… Хорошо, только побыстрее.
Она, очень довольная, что настояла на своем, торопливо вернулась к костру. Веточки все полыхают, запаса нет, углей ждать не приходится, этот костер – просто дань привычке, волхв долго задерживаться и не собирался, так что нападение диковинной птицы ни при чем…
Он в самом деле ел мало и невнимательно, все время прислушивался, и она тоже поторопилась побыстрее все закончить, чтобы не чувствовать себя виноватой.
И снова ветер в лицо, теплое солнце на плечах и спине, аромат трав на ровной, как столешница, степи, мелкие стайки деревьев, клочья распаханной земли, неожиданно белые холмы среди сплошной зелени – это стада овец двигаются медленно и неудержимо, как тли, срывая верхушки травы.
Но это лучше, подумала она невольно, чем вот те козы: эти копытами выбивают и корни, так что после них остается только черная земля, которую тут же размывают дожди и разносит ветер.
Встречный ветер заставлял ее пригибаться в самой гриве, это волхв держится в седле так, словно конь стоит на месте, а ее вот-вот выдернет из седла и понесет, как сухой листок…
Она увидела, как волхв напрягся и быстро посмотрел по сторонам. Но конь тоже прянул ушами, Барвинок тоже повертела головой, но ничего особенного не видать…
– Туда, – сказал Олег коротко.
Конь под ним резко повернул, Барвинок не успела глазом моргнуть, как они стали удаляться. Сцепив зубы, сдавила ногами лошажьи бока, кобылка фыркнула обиженно и с галопа перешла в карьер.
Глава 10
Мелкая роща ушла в сторону, за нею глубоко пробитая в желтой земле дорога в одну колею, а там далеко группка людей. Сухая земля гремит под копытами, Барвинок наконец рассмотрела пятерых мужчин в ветхой одежде, настоящих обносках. Они окружили женщину, она кричит и плачет, но крепко сжимает в руках вилы и тычет ими в сторону пятерых оборванцев. За ее спиной трясется широкая плетеная корзина, но, судя по легкости, с какой женщина двигается, в корзине ничего тяжелого.
Мужчины нападать не торопились, хохотали, дразнили жертву, это же так сладко – чувствовать полную власть и возможность делать с нею все, что пожелают.
Олег начал придерживать коня, Барвинок догнала и поехала рядом, прожигая наглецов ненавидящим взглядом.
– Как я хочу их всех убить!.. – прошипела она. – Ты в самом деле умеешь стрелять из этого лука?
– Ну, – пробормотал он, – в великанов вроде бы не промахнулся…
– А здесь цели помельче, – возразила она.
Он поморщился:
– Не убивать же за такое. Подумаешь, позабавятся. А ее тряпки им не нужны.
