Она взобралась в седло униженная, прибитенькая и почтительная. Волхв вскочил в седло быстрый и уверенный, кони сразу пошли в галоп, спеша удалиться от неприятного места, наконец в ее красивой душе начала подниматься волна протеста. Ишь, разгордился, видя ее унижение, откуда она могла знать, мог бы и оценить ее доброту и ласковость, она – женщина, что любит детей, подбирает птенчиков, выпавших из гнезда, и не разрешает злому петуху топтать бедных курочек. А вот он – злой и жестокосердный, ничто в нем не шелохнулось при виде ребенка, потому и не попался на ее хитрость, так что умение все замечать вовремя не есть хорошо, если идет от недобрости…
Впереди начал вырастать лес, веселый и солнечный, однако дорога опасливо свернула, стараясь не приближаться даже к опушке, мало ли чего, Олег же без колебаний пустил коня напрямик.
Она хотела напомнить ехидно, что кто прямо ездит – дома не ночует, но вовремя прикусила язык, а то вдруг и в самом деле предпочтет дорогу, а ей самой хочется побыстрее добраться до мест, где много людей, особенно мужчин, где шумно и весело, много торговых лавок…
Деревья стоят редко и проскакивают за спину быстро, на земле скользят призрачные кружевные тени, но постепенно веселый и солнечный остался далеко за спиной, кони с каждым скоком углублялись во все более темные и негостеприимные дебри. Деревья все чаще оказывались покрытыми мхом, сперва только снизу и с одной стороны, Барвинок тут же похвасталась знанием сторон света и даже объяснила тупому волхву, как их определять по мху, затем стволы оказались под слоем мха почти до веток, да и сам мох становился длиннее, неопрятнее, темнее, в нем появились трупные пятна разложения, а от деревьев шел запах гниения.
Твердая и сухая земля под ногами сменилась влажной, чавкающей, затем под ногами зашуршали опавшие прошлогодние листья. Потревоженные уховертки выскакивали, но не убегали, как обычно, а пытались подпрыгнуть и вонзить крохотные жвалы в толстую кожу сапога. Барвинок с ознобом по спине чувствовала, что за нею следят злобно и неотрывно, даже успевала увидеть мелькнувшие в кустах глаза, но Олег держался невозмутимо, конь его идет ровно и без остановок, ее лошадка уже едва поспевала, в черепе стучала злая мысль: не дамся, не попрошу отдыха! Не насладишься мужским превосходством над якобы слабой женщиной…
– Откуда столько паутины, – прокричала она, когда влетела в настоящую сеть, – тут и мух таких нет… да погоди, дай содрать с себя эту гадость…
– По дороге обдирай, – ответил он, не оборачиваясь, словно не видел, что она просит остановиться не потому, что испачкала в паутине одежду, а не может оторваться, – надо выйти отсюда затемно…
– А что, если не успеем?
– Съедят, – долетел ответ издали.
Она рванулась и, сорвав все паучью сеть, пустила лошадку следом в галоп, рискуя быть сбитой низкими ветвями.
Еще не покинув лес, услышали грустный звон бубенчиков, по дороге навстречу идет караван нагруженных вьюками коней. Явно тоже предпочли напрямик, иначе бы воспользовались телегами, за ними, глотая пыль, едет старик на таком же старом муле с седой мордой.
Олег вежливо поздоровался, прикладывая руку к сердцу, будто оно у него есть, старик ответил таким же старинным жестом, и снова копыта стучат по высохшей земле.
Ближе к полудню дорога пошла вниз, странная такая впадина, словно исполинскую миску опустили с небес и вдавили по самые края, а потом убрали, оставив в земле абсолютно круглый овраг, в котором ничего не растет, везде только твердая красная глина, по крепости сравнимая с камнем.
Олег обеспокоенно оглядывался по сторонам, Барвинок тоже начала прислушиваться, откуда-то доносятся слабые крики, конское ржание, а еще вроде бы звенит оружие…
– Там дерутся, что ли?
Он кивнул.
– Еще как.
– Из-за чего?
– Кристалл Власти, – объяснил он. – Кто его вытащит из этой ямы, сможет стать властелином мира.
– Ого, – сказала она пораженно, – это серьезно?
– Очень, – сказал он. – К сожалению, дожди и ветры сделали свое дело… Тысячу лет вход был надежно закрыт, это недавно размыло, какой-то пастух отыскал открывшийся вход, рискнул туда залезть…
– И не погиб?
– Повезло дураку, – ответил он раздраженно. – Но разболтал, где был, а когда слух дошел до настоящих искателей сокровищ, тут-то и всколыхнулось все болото… Кто только не едет сюда! К счастью, сперва начинают драться друг с другом.
Она смотрела с сомнением.
– Что-то мне кажется, ты не зря сюда приехал…
– Я только сделал небольшой крюк, – сообщил он. – А так вообще-то еду к Черному Магу. Не отставай!
Кони и так неслись галопом, рискуя сломать ноги через упавшие сверху сухие деревья с торчащими острыми сучьями. Барвинок издали увидела темную щель, волхв соскочил на землю уже возле нее и сразу же, пригнувшись, вошел вовнутрь.
Она с воплем бросилась следом, спотыкалась и падала, бежала, как ей показалось, бесконечно долго по длинному каменному ходу, а волхва обнаружила уже в большой комнате снимающим с каменной подставки блестящий кристалл.
– Все обезвредил, – бросил он сухо. – Но все равно стой там!
Он опустил кристалл на каменный пол, с усилием поднял каменную глыбу, служившую прежде подставкой, и, к изумлению и ужасу Барвинок, с силой обрушил на сверкающее чудо.
Раздался треск, во все стороны из-под глыбы брызнули мельчайшие осколки. Камень медленно осел до пола, а фрагменты кристалла засверкали красным огнем, словно искупались в своей крови, и начали медленно гаснуть.
Олег отряхнул руки, лицо мрачное, сказал быстро:
– Все! Уходим.
Кусочки кристалла таяли на глазах, не оставляя следа. Олег быстро пошел к выходу, Барвинок, не веря глазам своим, побежала следом.
У выхода беспокойно переступали копытами кони, звон металла и яростные крики становились ближе.
Олег вскочил на своего вороного, протянул руку Барвинок, но она сама вскарабкалась в седло быстро, как белка. Через мгновение они уже выметнулись прочь из котлована, и только тогда она прокричала в исступлении:
– Идиот, что ты наделал?
Он повернул к ней голову, лицо все такое же мрачное, но в глазах злой блеск.
– И что я наделал?
– Как ты, – прокричала она, – мог? Ты мог бы стать властелином мира!
Он поморщился:
– Всего-то?
Она ахнула:
– Тебе этого мало?
Он кивнул:
– Конечно, мало. Разве еще не поняла?
Она поперхнулась обвинениями, а он несся впереди суровый и немногословный, и она вдруг в некоем озарении увидела, как его волчья шкура трансформируется в роскошную одежду немыслимого покроя, все в золоте и драгоценных камнях искуснейшей выделки, в руке не посох, а жезл власти, над которым в поте лица трудились лучшие ювелиры, на голове причудливая корона…
– Мы успели, – сказал он. – Хорошо. Страшно и подумать, что какие-то авантюристы нашли бы…
Видение исчезло, перед нею снова грубый и невежественный человек, тупо проводящий в жизнь дикую и бесчеловечную идею. Он покосился в ее сторону уже с нехорошей улыбкой.
– Дурак, – сказала она.
