Он сдвинул плечами.
– Да, тех ты понимаешь лучше. Может быть, вернешься?
Она сказала зло:
– Они остались с пустыми руками! А женщины выбирают только успешных.
– Это да, – согласился он, ветер хватал его слова и пытался рвать на куски, но все равно она слышала ясно и четко. – Но они будут и дальше искать подобные вещи. А я вот – нет. Значит, я совсем не успешный.
Его конь все набирал скорость, уже и не галоп, а бешеный карьер, ее лошадка начала отставать, Барвинок смотрела неверящими глазами, как он все удаляется, расстояние между ними растет, она яростно завопила:
– Удираешь, гад полосатый?
Он оглянулся, его конь не сбавил бег, но странным образом ее лошадка оказалась с ними рядом, и Барвинок снова ощутила себя маленькой и жалобной, когда мужчина вот так смотрит через плечо.
– Я беде навстречу, – ответил он насмешливо. – А ты чего?
Она огрызнулась:
– Ты же сам сказал, я дура!
Непрямой ответ, как водится, тут же сбил его с толку, он проговорил в затруднении:
– Ну, сказал…
– Так вот я в самом деле дура.
Он снова задумался, дубина, ну над чем здесь думать, явно старается понять женскую логику, ага, щас, умнее тебя зубы обломали, а самые умные вообще пошли топиться.
Глава 13
Он коротко взглянул на небо, лицо стало озадаченным, будто и не он столько часов трясется в седле под жарким солнцем.
– Пожалуй… небольшой привал.
– Спасибо, – сказала Барвинок саркастически, – да что уж мелочиться? Поехали и ночью, пока кони не падут. Или мы с них не попадаем. Где попадаем, там и остановимся.
Он подумал, глаза серьезные, в самом деле заколебался, но все-таки покачал головой.
– Нет, отдохнем малость, но самую малость, а потом да, поедем. Ты права, нечего рассиживаться, как две вороны на дохлом лосе. А что ночь впереди… разве мы не ездили по ночам?
Она стиснула челюсти, но сумела сползти с седла и не упасть, хоть и постояла, приходя в себя, держась за коня.
– Да, – проговорила она с усилием, голос хрипел, как у простуженной вороны, – ездить по ночам… такое счастье, такое счастье…
Он сказал одобрительно:
– Ну вот, все понимаешь! Молодец. Будто и не женщина.
– Женщина может дать счастье, – возразила она, – но мужчины обычно ищут его не на том уровне.
Олег, несмотря на свою толстокожесть, сообразил, в кого направлена стрела, почесал в затылке и признался:
– Многих женщин узнаем, может быть, не с лучшей стороны, ты права, зато… с самой интересной.
Она спросила раздраженно:
– Ты о чем?
– У каждой части тела свой идеал счастья, – объяснил он ехидно. – Желудку – хорошо поесть, ногам – отдохнуть, спине почесаться…
– Берегись, – сказала она, – убогая мечта может сбыться!
Он снова подумал, мыслит, видите ли, покачал головой.
– Не, что мечтать о таком, к чему только руку протяни?
– Ко мне не вздумай протягивать, – предупредила она надменно.
Он вскинул выгоревшие рыжие брови, зеленые глаза блеснули, словно в малахите отразился солнечный свет.
– А ты при чем? – спросил он в великом удивлении.
Она ощутила замешательство, опять попала впросак, но ответила, гордо задрав носик:
– Это я на всякий случай. Вдруг у тебя хватит смелости.
Он проворчал:
– Нет уж, нет уж… На такое у меня никогда не хватит ни смелости, ни дурости.
Он, однако, не спешил собирать хворост и раскладывать костер, хотя закатное солнце неуклонно опускается к темно-багровому краю земли. Барвинок уже подумала испуганно, что восхочет перекусить всухомятку и снова в седло, брякнула же ему такое, но он взял в руки посох и пошел в сторону груды обросших мхом массивных камней, руин чего-то древнего, огромного, но теперь там только уродливые камни…
Из-за камней поднялась в рост человека огромная отвратительная ящерица. Удлиненная морда с блестящими зубами, вся в крупных костяных пластинках, показалась Барвинок просто ужасной и отвратительной.
Олег перехватил посох поудобнее и пошел к ней, бросив Барвинок громко:
– Смотри и учись, женщина! С чудовищами поступают вот так…
Ящер раскрыл пасть и зашипел. Олег пригнулся, словно собирался броситься на ящера и свалить, внезапно резко развернулся и ударил… по воздуху позади себя, как показалось ей. Посох ощутимо вздрогнул, наткнувшись на некое препятствие. Барвинок ахнула: на землю рухнул, зажимая ладонями разбитое в кровь лицо, толстый человек в халате, расшитом звездами.
Из его рук выпала чаша, на землю пролилось нечто зеленое, слетела шапка в виде короны, и покатился выпавший амулет. Олег упер конец посоха в затылок коленопреклоненному.
– Кто ты? Что здесь хранишь?
Барвинок смотрела то на Олега, то на ящерицу, что замерла неподвижно и смотрела непонимающими глазами на схватку двух людей. Колдун повернул голову в сторону Олега.
– Как ты…
– Сумел, – прервал Олег коротко.
– А это ты суме…
Обе руки колдуна с неожиданной ловкостью перехватили древко. Олег от неожиданности выпустил, как решила Барвинок, колдун поднялся с посохом в руках, кровь обильно стекает по лицу, но в глазах изумление и ярость непобежденного зверя.
Он тут же замахнулся и нанес удар, однако волхв ловко уклонился и, шагнув вперед, с силой выбросил вперед кулак. Барвинок услышала треск, колдун откинулся на груде камней, застонал и начал сползать по ним, но собрался с силами и бросился на Олега снова. Барвинок не увидела даже, как он ухитрился сцепить пальцы на горле волхва. Тот побагровел, вздул жилы, сопротивляясь, затем ухватил колдуна за голову и с силой ударил затылком в камни.
Снова Барвинок услышала хруст, будто разломилось большое куриное яйцо. Колдун сполз вниз, на камнях осталась кровавая дорожка, а под ним начала скапливаться лужа.
Олег повернулся к ящеру. К удивлению Барвинок, он спросил спокойно:
– А ты кто?
Ящер начал вздрагивать, Барвинок не поверила глазам, когда Олег подошел к чудовищу вплотную и погладил по голове. Кривые лапы ящера подогнулись, он упал, Олег нагнулся помочь, Барвинок закусила губу, когда волхв нежно поднял молодую и, надо признать, хорошенькую девушку, хотя и крупноватую слишком, с непомерно широкими бедрами, неприлично крупной грудью, пухлыми губами и невинными голубыми глазами тупой коровы.
Она сказала слабым голосом:
– Благодарю тебя, мой спаситель… Меня зовут Инга, я дочь городского старосты. Ты убил злого колдуна, теперь его чары рассеялись. Ты спас меня, ты спас!
Олег сказал с великолепной небрежностью:
– Пустяки. Не стоит благодарности.