Леся сглотнула воздух, в глазах темно от страха, произнесла пищащим голосом:
– Исполать тебе, батюшка… Что ж топишь по-черному? Не смерд, поди… У бояр у всех давно печи поставлены. А ты ж как-никак сам Кощей, о котором столько говорено!
Кощей хмуро смотрел на нее темными глазницами. Если у него и были глаза, то так глубоко прятались в глубь черепа, что Леся видела только сухие морщинистые веки, мешки под глазами, присохшие к костям, да нависающие сверху тяжелые массивные дуги надбровий, словно Кощей наполовину был зверем.
– Сто тысяч лет, – проскрипел холодный голос, – я сидел у костра, смотрел в огонь… Мне ли менять привычки?.. А живой огонь… он живой.
– Я тоже его люблю, – призналась Леся. – Так ты и есть, стало быть, сам Кощей Бессмертный!.. Отчего такое прозвище?
Он произнес уже не так скрипуче:
– Потому, что бессмертный!.. Разве боги не должны быть бессмертны?
Она заметила, что он ни разу не назвал себя богом, хотя ей старался внушить мысль, что он и есть бог.
– Боги должны, – ответила она медленно. – Они и есть… Но не говорят, Перун Бессмертный или Мара Бессмертная. Для них бессмертие – не диковинка! А вот ты… Раз так говорят, то ты бессмертный потому, что смерть свою носишь не в себе. Верно?
Кощей покачал головой:
– Да-а, умнеет человек на глазах… Старые до такого не додумались. Что ж, раз ты уже догадалась, то тебе и узнать восхотелось, где моя смерть схоронена?
Леся насторожилась:
– А ты что, вот так и скажешь?
– Скажу, – ответил Кощей. – Горы поднимались из огня, старели и рассыпались в песок, моря пересыхали, а на их месте вырастали новые горы… Мне ли опасаться людей? Даже боги и то… Но уговор: если я не разгадаю твою загадку. Согласна?
Леся захолодела: если он в самом деле бессмертный или хотя бы живущий сто тысяч лет, то знает все загадки на свете. Но с другой стороны, дома у тятьки, когда у лучины пряли или вышивали, либо пели, либо придумывали друг другу хитрые загадки.
– Согласна!
Кощей усмехнулся:
– Но учти, я знаю загадки всех времен и народов.
– Ладно, – согласилась Леся. – Только слушай внимательно, такие загадки не повторяют.
– Много говоришь, женщина.
– Бросили в темницу человека, – сказала Леся нараспев. – И держали его, бедного, там десять лет! Изверги. А приносили ему, чтобы совсем уморить с голоду, только хлеб сухой, ничего больше. Но не помер, жил, а когда старый князь помер, его сын выпустил всех узников. А когда пришли в его темницу, узрели, что весь пол устлан рыбьими костями. Ну вот скажи, откуда кости?
Кощей явно хотел переспросить, но, вспомнив предупреждение, умолк, надолго задумался.
– У меня хорошая память, – сказал он. – Я помню слово в слово… Так что сейчас решим… Сейчас решим… Рыбьи кости потому, что… рыбьи кости… гм…
Леся смотрела на его муки, сказала жалостливо:
– Подсобить?
– Ладно, – бросил он, измучившись. – Что-то я не так понял… Так откуда кости?
– Так из ухи ж, понятно, – ответила Леся и посмотрела с жалостью, как на придурошного. – Раз ему с ухой хлеб приносили, то какая уха без рыбьих костей?
Рот Кощея раскрылся. По коже Леси пробежала гадкая дрожь. Десны на месте зубов не просто черные, они еще и плотные, как раковина перловицы, а вся гортань ссохлась, покрыта корой, как на мертвом дереве.
– Хорошо, – ответил он нехотя, – слушай. На острове на Буяне стоит дуб… Ах нет, что это я… С того времени давно перепрятал. Да нет, не из-за героев, что почему-то жаждут моей смерти. Просто слишком быстро море высыхает, а вместо лесов степи да пустыни… Вот и ищешь потом то в барханах, то среди окаменевших раковин в пластах соли! Теперь это все близко… Видишь вон тот утес?
Леся вскинула голову. В двух-трех верстах отсюда поднималась абсолютно отвесная гора. А вершина вовсе как черный острый шпиль. Даже если бы какому герою удалось туда долететь на Змее, то нигде ни сесть, ни зацепиться.
– А как же ты сам забрался?
Кощей ухмыльнулся:
– Может быть, то яйцо мне самому снять и положить к твоим ногам?
Леся покачала головой:
– Не надо. Яйцо, говоришь? Не знала… А вот отец говаривал, что бессмертных не бывает вовсе.
Кощей проскрежетал:
– Рано тебе о моей смерти думать. Своя вот-вот… Но отец твой не дурак, знал. Смертны все, даже боги. Но если у человека все открыто для смерти, то у героя… ну, у героя, скажем, бывает уязвимо только либо