водки, когда вроде бы все можно, человек за себя не отвечает, бес попутал, а вообще-то я белый и пушистый, ура государю-императору и спасибо за счастливое детство!
По авторадио передавали о катастрофах, обвалившихся домах, пробках на дороге, я тщетно поискал музыку, озлился, выключил вовсе. Торкесса искоса посматривала на мое нахмуренное лицо, протянула робко руку и пощупала, ну да, что именно пощупала, думаю, объяснять не надо.
– Брысь, – сказал я вяло. – Я же сказал…
– Я только хочу тебе помочь…
– А других способов не знаешь?
Она похлопала длинными ресницами, лицо кукольное, молодчина, так и надо: чтобы произвести впечатление, дети стремятся выглядеть старше, мужчины – умнее, женщины – моложе и глупее.
– Я выбираю лучший…
Я сказал досадливо:
– О господи!.. Ты в самом деле ничего больше не знаешь? Не умеешь?
Она протянула обиженно:
– Дорогой, я хочу тебя развлечь…
– Ну тогда стихи почитай, – предложил я.
Она захлопала глазами:
– Стихи? Какие стихи?
– Да хоть какие-нибудь, – ответил я. – Свои любимые. Ты хоть знаешь, что такое стихи?.. Ну, это слова из песен, только без музыки, поняла?
Она подумала, просияла.
– Да, поняла!… Ла-ла-ла… ла-ла… ла!… Лала-ла… ла-ла… ла!… Ла-ла-ла-ла… гоп-дыр!.. ла-ла…
Я прервал поспешно:
– Все понятно, я тоже уважаю Велемира Хлебникова, но только так, демократически, то есть слышал, что надо ахать. И еще есть… как их, Гиппиус и пан Бычковский… или еще кто-то. Но слушать не хочу.
Машина пронеслась под высоким ажурным мостом южнобутовского легкого метро, я засмотрелся на стремительно проскакивающие вагончики, едва не дал себя подрезать ловкачам, что зарабатывают на лохах.
– Кишка тонка, и танки наши быстры!
Торкесса переспросила испуганно:
– Что? Где танки?
Я скривил губы:
– Плохо тебя готовили к шпионской миссии.
– Почему? Я прошла курс ускоренной гипнопедии…
– На котором выучила восемьсот языков, – прервал я, – хотя действовать приходится в одном, и все такое же умное тебе вложили в башку, но бесполезное. Ну скажи, вот я не знаю других языков, ну и что, ты больше меня похожа на местную? Да тебя каждый раскусит. Ты вот уверена, что директор бара – это барбос, а бар с приглушенным светом – бардак, однако не знаешь, что такое халява или… или даже вебла!
Она переспросила:
– А что такое вебла?
– Ну вот, – сказал я саркастически, – вот и попалась!..
Она вскрикнула, я проследил за ее взглядом. Мимо пронесся потрепанный жигуль, я всеми фибрами ощутил под капотом усиленный мотор, я что-то стал очень чувствительный, сразу все замечаю, от жигуля вообще-то одна коробка, а внутри хрен знает что такое, хорошо, если простое феррари, а то, может, и вообще инопланетное. Четыре мужика, что в салоне, тут же отвернули головы и сделали вид, что вовсе не рассматривают нас, ну вот ничуть не интересуются.
Однако двое из них сунули правые руки к внутренним карманам пиджака, водитель поддавал газу, машина уходит в отрыв, они наблюдали за нами в зеркало, не двигались, оружия пока не вытаскивают.
Я сказал зло:
– А не пора ли оленю превратиться в дядюшку-волка?
Торкесса вскинула на меня взгляд прекрасных синих глаз.
– Что ты хочешь?
– Держи руль, – скомандовал я.
– А ты?
– Я прыгну к ним в автомобиль, убью тех с пистолетами и завладею пакетом.
– Ка… ким?
– Не знаю, – отмахнулся я. – Или кристаллом. В нашем случае, вероятно, особым чипом. Не прискипывайся к мелочам! Тебе это надо, мелочи?
