мимо железной стеной, в ушах грохот, голова раскалывается, колени ослабели, я с огромным трудом стиснул челюсти, задержал дыхание и ухватился за поручни этого последнего вагона.
Рывок был такой силы, что руки выдернуло из плечевых суставов. Острая боль стегнула по всей длине рук прямо в мозг, я взвыл, хотел отпустить поручни, но пальцы не слушаются, меня волочит по гравию совсем рядом с колесами, ботинки скребутся о блестящий отполированный миллионами тонн груза рельс. Далеко впереди показался металлический столбик, попросту вкопанный в землю обломок рельса, на котором зачем-то пишут цифры, через полминуты меня проволочет через него и разорвет пополам…
Я застонал и на одних руках начал карабкаться выше. Острая боль стала невыносимой, я выл, стонал, плакал, жаловался, однако столбик промелькнул внизу, а я, уже помогая ногами, вскарабкался до крыши, огляделся. За шесть вагонов впереди видна фигурка минотавра, бегущего по крыше. Разбежался, отважно прыгнул, упал брюхом на крыше следующего вагона, поднялся и начал разбег для прыжка на крышу следующего.
– Сволочь, – прошептал я, – сволочь…
До головного вагона ему разве что с десяток прыжков, хотя ума не приложу, что понадобилось в головном. Я вылез на крышу, хотелось вот так и лежать, обдуваемым сильным встречным ветром, но я сказал себе непреклонно и мужественно: «Надо, товарищ», поднялся и побежал по крыше.
Страх стиснул сердце, впереди приближается пропасть, вагоны раскачиваются, в колене стреляет боль, но я сцепил зубы и, разогнавшись как можно сильнее, прыгнул…
Пропасть оказалась шире, я с ужасом увидел, что падаю, там грохочет, лязгает, с бешеной скоростью мелькает земля, а по железным рельсам катятся массивные стальные колеса. Тело мое сорвалось вниз, но руки зацепились за крышу следующего вагона. Я застонал, заплакал, кое-как взволок себя наверх, распластался. А далекая фигурка минотавра все уменьшается, прыгает с вагона на вагон все легче, приловчился, гад…
– Ну, – сказал я сорванным голосом, – я тебя достану… я тебя достану… Если надо, то надо.
Разбежался, еще сильнее хромая, оттолкнулся изо всех сил, невзирая на слепящую боль в колене, прыгнул… Меня перенесло навстречу ветру, и хотя я старался прыгнуть с запасом, но то ли встречный ветер, то ли вращение Земли, но мои подошвы опустились на самый краешек крыши. Пятки повисли над пропастью, я даже помахал руками, удерживая равновесие. Спина затрещала, с таким усилием я заставил себя качнуться вперед, сделал пару шагов, лишь после этого остановился на ослабевших ногах, опустился на колени, дыхание вырывается с хрипами, в голове стучат молотки.
Минотавр за это время успел покрыть расстояние в четыре вагона. Я поднялся, начал разбег для следующего прыжка. Далеко-далеко показались решетчатые фермы железнодорожного моста, по нему как раз тащится длинный товарный состав. Наш состав нырнул в небольшой тоннель, проходя снизу; инстинкт заставил меня насторожиться, но я все же разбежался и прыгнул, от страха сумел собраться так, что перелетел на ту сторону с запасом в пару сантиметров, тут же упал, распластался, как лягушка, раздвинув ноги пошире и ухватившись руками за малейшие выступы.
С моста спрыгнули двое, оба в темных одеждах, пригнулись, побежали ко мне навстречу. Меня осыпало морозом, от каждого движения веет угрозой, у одного в руке блеснул длинный узкий нож, другой вытащил из-за пояса нунчаки.
Я с трудом поднялся, они подбежали, остановились, глядя в прорези масок. Тот, который с ножом, бросился, размахивая лезвием во все стороны, я посторонился, дал подножку, он с красивым гортанным криком полетел вниз с движущегося вагона.
– Молодым, – сказал я второму, – везде у нас туда и дорога…
– Я не молодой, – ответил он глухо.
– Тогда, – сказал я с сомнением, – может быть, сам спрыгнешь?
Он хмыкнул, начал бешено вращать нунчаками, показывая наивысший класс, за такую работу в цирке дали бы еще и надбавку. Я упал, дал ему подножку, он грохнулся навзничь, перекосился, ударившись затылком. Я сбросил его пинком, побежал по крыше. Успех воодушевил или придал силы, но перепрыгнул уже лучше, следующий провал перемахнул совсем здорово, словно трещину в асфальте, а дальше прыгал, почти не замедляя бег.
Минотавр почти добежал до головного вагона, в это время наверх поднялся, видимо, из салона, настоящий гигант, просто гигантопитек, загородил мне дорогу. В плечах почти по ширине вагона, мутант какой-то, руки – бревна, согнул в локтях, голова как холодильник, только глазки не крупнее, чем у таракана, спрятаны за скальными выступами.
Я пошел к нему хрипя, уже не соображая, как буду с таким мордоворотом драться, а он стоит с дурацкой ухмылкой на роже, пасть приоткрылась приглашающе, иди, мол, иди сам, придурок, не заставляй гоняться…
Вагоны слегка раскачиваются, из-под колес несется ровный убаюкивающий стук, но ветер едва не раздувает, как лягушку, забиваясь в ноздри и глупо приоткрытый рот. Гигантопитеку хорошо, он к ветру задом, его если и надует, то… нет, не надует, штаны у него плотные, воздухонепроницаемые.
Я подошел ближе, взглядом поймал далекий мост, что приближается с неимоверной скоростью, мы пройдем прямо под ним, надо будет пригнуться.
– Эй, – сказал я, – дурило… Там мост сзади! Щас шарахнет по затылку!
Он оскалил зубы, громадные, как у ящера, глаза не отрывали от меня взгляда. Гулким грохочущим голосом проревел:
– Я не такой… дурак…
– А в чем дело? – спросил я.
– Надеешься, – сказал он, – что оглянусь?
– Нет, – ответил я откровенно. – Как раз молюсь, чтоб не оглянулся.
– Ищи дурака, – ответил он.
– Уже нашел, – ответил я и сделал вид, что собираюсь броситься на него, но вместо этого упал плашмя.
