див все равно выше на две головы, а руки толстые, как стволы деревьев.
– Стою, – произнес он осторожно, – как скажешь… ты ведь хозяин этого леса?
Див прорычал:
– Я… снова…
– Ты и был им? – спросил Ютланд.
– Мы были, – проревел див, – и снова стали… Человек не первый, кто появился на земле и считает себя властелином! Те, кто пришел на Землю раньше… они есть и сейчас. И останутся, когда человек исчезнет…
Слова звучали грозно, обрекающее, в них чувствовалась исполинская мощь, что двигает звездами, сдвигает горы и осушает моря.
Ютланд ощутил, как медленно слабеет его тело, колени становятся ватными, а сердце сжалось в комок. Даже кровь начала застывать, он сцепил челюсти и напрягся, пытаясь удержаться, перед глазами заколыхалась дымка, он мигнул, стараясь согнать, но там медленно возникло лицо Мелизенды.
Он ощутил слабый гнев, что она влезает всегда и без спроса, сердце стукнуло чаще, нагнетая кровь, он все еще пытался прогнать образ надменной принцессы, но она все так же смотрит с вызовом, как всегда игнорируя мужскую власть, он рассердился, гнев начал перетекать в ярость.
– Человек не первый, – проговорил он застывающими губами, – но он есть и будет…
– Теперь не будет, – громыхнул див.
– А те, – сказал Ютланд громче, – кто пришел раньше, уйдут с нашей помощью…
– Ты посмел спорить…
– И не только спорить, – отрезал Ютланд.
Див двинулся на него, растопырив длинные жилистые лапы. Ютланд с содроганием взглянул на страшную вытянутую пасть с острыми зубами, ухватил дубину, а див вдруг не просто ринулся, а почти прыгнул при своей огромной массе.
Ютланд встретил ударом дубины, но див сбил с коня, оба рухнули на землю и покатились. Див обхватил его длинными руками, сдавил так, что у Ютланда полезли глаза на лоб. Он захрипел, выпустил дубину и, схватив дива, тоже сдавил изо всех сил, но длины рук недоставало, чтобы сплести пальцы в замок.
Он чувствовал, как трещат ребра, но и див хрипит, сопит, наконец огромные толстые лапы разжались, он просипел совсем не прежним громовым голосом:
– Человек… пощади…
Ютланд перестал давить, у самого силы кончились, но руки не убрал, пусть див чувствует угрозу.
– И чего вдруг, – спросил он замученным голосом, – я должен тебя щадить?
– А у вас, – ответил див слабым голосом, – есть это… Ну, милосердие…
– А у вас?
Див ответил угрюмо:
– У нас нет.
Ютланд поднялся и взял в руки дубину. Див остался лежать на спине, в глазах ужас, но Ютланд показал ему, что у него в руке, повертел перед мордой и отступил на шаг.
Див медленно сел, все еще не сводя глаз с дубины, посмотрел на Ютланда.
– Ты меня щадишь? Из милосердия?
Ютланд поморщился.
– Вряд ли оно мне знакомо.
– Тогда… – спросил див в недоумении, – почему?
Ютланд буркнул:
– Потому что сам еще не знаю, кто я.
Див спросил тупо:
– Разве ты не… герой? Истребитель дивов?
– Хорошо бы, – ответил Ютланд с тоской. – Но только я сам див… наполовину.
Див охнул, почесал голову, спросил с туповатым интересом:
– А другая половина?
– А другая половина, – проговорил Ютланд, – еще хуже…
Див сказал с сарказмом:
– Ну, тогда ты точно человек.
Он поднялся, захохотал, отступил на два шага, и ветви сами укрыли его, спрятали, сделали неотличимым, а то и вовсе превратили в такие же кусты и деревья.
Ютланд зябко повел плечами. Хотя этот лес уже не людской, а дивий, а он сам нечеловек как по матери, так и по отцу, но все-таки среди таких деревьев тревожно, нехорошо и неспокойно, словно он все-таки человек от кончиков ушей и до пят.
Конь и хорт смотрели, как ему показалось, с одобрением. Он зацепил дубинку справа от седла петлей на крюк, оттолкнулся от земли. Алац тронулся в путь в тот момент, как только ощутил Ютланда на своей спине.
Странный и враждебный лес устрашенно затих, чувствуя силу, с которой пока что не справиться. Конь несся между деревьями, как грохочущий призрак, нет ни птиц, ни зверей, ни даже жуков на деревьях, все мертвое, покрытое инеем, хотя это не иней, даже под прямыми солнечными лучами блестит как ни в чем не бывало…
Впереди распахнулся простор, еще два прыжка, и деревья умчались далеко назад, исчезли. До самого горизонта протянулась ровная зеленая долина, справа небольшие холмы, тоже зеленые и покрытые до вершины мирными стадами белых овец, слева далекая гряда гор, и везде мир и покой…
Но благополучный мир с чистой зеленью и чистыми ручьями остался позади, а копыта сухо застучали по выжженной и потрескавшейся земле, такую он видел на огороде Бурого, когда с месяц не было дождя, однако здесь огромная долина, размером со страну, целая страна стала этим огородом. Но если там в трещины можно засунуть палец, иногда ладонь, то в эти провалились бы целые села.
Он смотрел бесстрастно, не чувствуя гнева, который должен обуревать честного земледельца. Здесь даже камни оплавились от гнева богов, почернели, а земля покрыта серым пеплом.
Черные камни медленно перешли в черные скалы, пахнет гарью, дым поднимается из всех трещин. Конь то и дело перепрыгивал их, Ютланд чувствовал, что кое-где подземный жар земли начинает жечь копыта. И если в горах, что казались раньше безжизненными, из трещин в каменных плитах кое-где торчит отчаявшаяся трава, пусть даже чахлая, то здесь все мертвое, выжженное, обугленное, обуглен даже камень.
Затем увидел деревянную вышку, впрочем, достаточно высокую, чтобы в ровной степи заметить опасность издали, с удобной площадкой на самом верху, что прикрыта от дождя и града прочной крышей из досок внахлест. Еще на этом Выжженном Плато бодро машет крыльями пара ветряков, прочно уперлись в землю пять-шесть бревенчатых домиков, виден большой постоялый двор, загородка невысокая – козы перепрыгнут, пара телег перед распахнутой дверью, откуда несет свежими гречневыми лепешками, только что с пылу-жару…
Ютланд пустил коня шагом, ремесленники обычно стараются поселиться как можно ближе к воде, и хотя берега тут крутые, но пару домов рискнули выстроить вон там, прямо на круче. Из окна одного веревка опускается прямо в речку.
Он подъехал прямо к крыльцу, загородки вокруг дома нет, взялся за рукоять медного молотка, дважды стукнул в медный круг. Звук раздался неожиданно сильный и мелодичный.
В окне раздвинулись занавески, показалось недовольное женское лицо, изрытое глубокими морщинами.
– Кто там?
Он подумал, что спрашивают почему-то «кто там», а правильнее было бы «кто здесь», она же может дотянуться до него рукой и смотрит ему прямо в лицо.
– Кто там, – ответил он, – не знаю, а здесь человек, которому нужен Сулемайт.
Она скривилась, окинула его недружелюбным взглядом, демонстративно посмотрела по сторонам.
– И где этот человек?
Он нахмурился, шпильки по поводу его возраста уже надоели.
