огонь до небес.
Демон очень долго молчал, и я молчала. Поражалась только, как возможно в двух словах передать то, что мучает меня уже два года.
— И что говорит твой брат? — спросил он наконец.
— Что все в порядке, никто не пострадал. Что взрыв был в моем воображении от сотрясения мозга. А я вроде бы верю… но проверять боюсь. И это значит, что не верю. И мне не дает покоя мысль, что я…
— Кого-то убила?
— Я забрала кого-то у тех, кто их любил. Смерть — всего лишь конец чувств, но для тех, кто остался в живых — это такая боль, что и не передать. Когда умерла наша бабушка Банни, я была уже взрослой и все же много недель не могла прийти в себя, хотя в этой смерти некого было винить. А тут… Я причинила кому- то такую ужасную боль, и это никак не исправить.
Его руки лежали вокруг меня, и я не стала сопротивляться — откинулась на него,
укуталась его руками и почувствовала себя лучше.
— Ты напоминаешь мне одного моего друга, — сказал он у моего уха.
— Подругу?
— В этом слове есть привкус интимности, но он лишний. Она была моим другом.
— Как ее зовут?
— Ее звали Байла… На самом деле Бартола, просто она так здорово танцевала…
— Звали? Ты сказал «звали».
— Мне знакомо это чувство, Дагни. Чувство потери. Я верю, что кому-то это действительно могло принести боль, и ты не зря страдаешь от своего преступления.
Если ты сделала кому-то так больно, ты это заслужила. Ты заслужила гораздо большее наказание.
— Ты ее потерял?
Демон снова сделал паузу, такую длинную, что я перестала ждать ответа. Я осторожно выбралась из его рук — он обнял себя ими и смотрел в зашторенное окно.
Я взяла ноутбук — он не среагировал.
— Пойду прилягу, — сказала я тихо, — кажется, я перебрала.
Он не ответил.
Я занесла ноутбук в номер, но не стала ничего писать. По всем признакам после исповеди должно стать легче, только мне не стало. Мне стало хуже. Возможно, я хотела услышать что-то такое, что постоянно слышала от Джимми — успокойся, все в прошлом, не бери в голову, что было то прошло… А Демон сказал то, что я сама считала правильным. И значит, это не закончится никогда.
В дверь стукнули, я подскочила и распахнула дверь. Но это была Сидди. Вся в черном, с единственным украшением — массивной свастикой на серебряной цепочке.
— Ждала кого-то? — спросила она дружелюбно.
— Нет, — ответила я. — Чем обязана?
Сидди натянуто улыбнулась, и только сейчас я поняла предназначение серебряной стены в моем мозгу. Она больше не могла читать мои мысли, и хоть я не знала, как мне это удалось, чувство было превосходное.
— Хочу поговорить с тобой.
— Теперь мы будем просто говорить?
— Мне хочется пообщаться, и именно с тобой. Больше здесь меня никто не интересует. Я правда могу быть очень милой с теми, кто мне нравится.
— Ладно. Входи.
Я ее впустила. Блин, она раздражала своими щупальцами у меня в голове, но теперь — теперь почему бы не пообщаться?
Сидди по-хозяйски пошарила по бару, выбрала мартини и наполнила бокал.
— Нет, — меня аж замутило. — Только не это. На сегодня с меня достаточно.
— У Демона угощалась? — спросила она невинно, подтащив поближе кресло и забравшись в него с ногами. — Он тебя споит.
Я не могла не любоваться ею, это было бы неестественно, но сейчас Сидди выглядела чуть ближе и проще, может, из-за демократичной одежды (джинсы и водолазка) и двух косичек. А может, из-за того, что я перестала ее опасаться.
— Скажи мне, Сидди, для тебя это действительно было так важно?
— Что?
Очаровательный вопрос для телепата с тысячелетним стажем.
