– А я попробую поговорить с Жорой насчет этого дела, а потом съезжу побеседую с родственниками Анжелки.
– У нее, кажется, старшая сестра есть?
– Да, Вера. Она ей по отцу сестра. Живет отдельно.
– Она замужем?
– Вроде нет. Они, по-моему, не так часто встречались с Анжелкой, но все-таки… Вдруг она что знает? И с Антониной Матвеевной необходимо побеседовать. Не знаю только, сможет ли она говорить в таком состоянии? Ведь она в Анжелке души не чаяла…
– А мать у нее где?
– Анжелкина? Так она ее давным-давно кинула на бабушку и свалила. Причем Антонина Матвеевна – бабушка по отцу.
– Да, несладко, видно, жилось девчонке, – вздохнула Ольга, вспомнив, видимо, свое детство, проведенное у бабушки.
– Да ты что говоришь? – одернула я ее. – Разве нам с тобой плохо было у Евгении Михайловны? Да в тысячу раз лучше, чем у Ираиды Сергеевны!
Ираида Сергеевна – это наша мама. Но я скорее назвала бы матерью бабушку, Евгению Михайловну, которая отдала нам всю любовь, которой нам так не хватало. И с тех пор настоящую мать я зову по имени- отчеству и на вы.
– Да, конечно, – еще раз вздохнула Ольга. – Но мне всегда так хотелось жить у мамы…
Я закрыла эту неприятную тему, сказав сестре:
– Ну хватит. Деньги-то у вас есть? А то я тебе дам.
При этих словах Ольга встрепенулась и быстро посмотрела на меня.
– Вообще-то Кирилл должен скоро привезти мне денег, – неуверенно проговорила она.
– Ладно, ладно, – усмехнулась я, доставая из сумки три сотенные бумажки. – На. С первой пенсии отдашь.
– Спасибо, сестренка, – с чувством ответила Ольга, убирая деньги.
Мы как раз подъехали к ее дому.
– Все, пока, – сказала я сестре, высаживая ее. – Я вам позвоню.
После этого я поехала к себе. Вернее, к Антонине Матвеевне. Она была дома – невысокая, худенькая старушка, точнее, пожилая женщина, преждевременно состарившаяся от ударов судьбы. Ведь ей немного больше шестидесяти… Трагическое происшествие с любимой внучкой окончательно высушило ее, лишило остатков сил.
– Здравствуйте, Антонина Матвеевна, – поздоровалась я с ней.
– Здравствуй, Полина, – сказала она, внешне оставаясь спокойной, но глаза были воспаленными, а волосы, я заметила, совсем побелели…
– Проходи, – просто сказала она, решив, что я пришла выразить ей сочувствие. Что ж, и за этим тоже.
– Вот, одна я осталась, – проговорила старушка, опускаясь на старенький диван.
У меня защипало в носу.
– Никого у меня не осталось… Сначала сын, потом Анжела…
Я знала, что сын Антонины Матвеевны погиб при невыяснен ных обстоятельствах, но подробностей не знала. У него остались две дочери: Вера от первого брака, и Анжелка от второго.
– Правда, Катя завтра приедет.
– Катя – это кто? – спросила я.
– Мама Анжелочкина. Она в Ленинграде живет с новым мужем. Давно не приезжала. А теперь вот… Хоть к мертвой дочери…
Сердце мое защемило. Я понимала, что с Антониной Матвеевной нужно посидеть подольше, так как она сейчас захочет выговорится, и может быть, что-то в ее рассказе наведет меня на нужный путь. Да и по закону совести нужно было посидеть с ней. В самом деле, у нее никого не осталось.
– Антонина Матвеевна, а можно мне посмотреть на Анжелину комнату? Ну, как она жила, чем интересовалась? Давно я у нее не была.
– Да, конечно, – поднялась старушка. – Пойдем.
У Анжелки была небольшая комната. В углу стояла кровать, накрытая зеленым покрывалом. Никаких следов крови, видимо, Антонина Михайловна уже все сменила. Трюмо, заставленное многочисленными баночками и скляночками. Письменный стол, оставшийся еще со школьных времен. Перед ним стул, на котором навешан целый ворох одежды.
– Ее здесь… нашли? – осторожно спросила я.
– Да, – кивнула Антонина Матвеевна. – Вот на этой кровати. И окошко открыто. И эта… библия рядом. На распятии, – старушка заплакала.
Я не знала, что и сказать, как ее утешить, и беспомощно топталась рядом.
– Господи, Господи, – плакала старушка. – Такая девочка росла хорошая. За что ей это? Из-за чего? Из-за какой-то пары сережек?
– Вы думаете, ее убили из-за сережек? – спросила я.
– А из-за чего же? – подняла Антонина Матвеевна заплаканное лицо. – Мальчика же здесь видели. Беспризорного. И сережки ее исчезли. Там и сережки-то – тьфу, дешевые совсем. А из-за них человека не стало…
– Подождите, подождите, – остановила я ее, – но ведь библия с распятием не Анжелины, так?
Старушка кивнула.
– Значит, их подбросил убийца! А зачем мальчику подкладывать на место преступления эти предметы? И откуда они у него?
– Ох, не знаю! – озадаченно проговорила старушка, покачав головой. – Ты думаешь, это не он?
– Не знаю. Но думаю, что нет. Факты так говорят.
– Ты знаешь, Поленька, я в общем-то тоже сомневалась, – сказала женщина. – Больно уж он маленький, мальчик-то. И чтоб на убийство решился?
– Если бы мальчик залез для того, чтобы что-то украсть, он вряд ли стал бы убивать, – задумчиво проговорила я. – А если бы даже и решился, то все выглядело бы по-другому. Он бы просто убил ее очень быстро, небрежно. А здесь словно все подготовлено. Все представлено как ритуальное убийство, запланированное, понимаете?
– Ты хочешь сказать, что ее кто-то специально хотел убить? – глаза у старушки расширились. – Господи! Да кому же это надо? Ведь она хорошая была. Ну, правда, взбалмошная маленько стала. Да ведь это и понятно – без матери росла. А так-то она безобидная.
– Антонина Матвеевна, вы мне, пожалуйста, расскажите все, что знаете о жизни Анжелы. А уж я это передам своему мужу.
– Он у тебя милиционер будто? – вспомнила Антонина Матвеевна.
– Следователь. Из УВД.
– Так ты что, опять с ним живешь, что ли?
– Нет. Но отношения мы сохранили нормальные. Даже, пожалуй, лучше, чем при совместной жизни, – усмехнулась я.
– А тот парень-то, высокий такой, где же? Поругались, что ли?
– Нет… – задумчиво ответила я, вспомнив про Павла. – Мы просто расстались. Очень мирно.
Вспомнив свои отношения с Павлом Глазуновым, я почувствовала легкую грусть… Все-таки мне с ним было очень хорошо. Может быть, не стоило окончательно разрывать с ним отношения? Ладно! Я стряхнула с себя эти воспоминания, успокоив себя тем, что если захочу, то смогу попробовать возобновить отношения с Павлом. Тем более, что он сказал при нашей последнй встречи, что не теряет надежды меня укротить и сделать домашней женщиной.
– Так что постарайтесь вспомнить побольше, я попробую вам помочь, – вернулась я к разговору с Антониной Матвеевной.
– Да меня уж расспрашивали милиционеры-то. А что я? Я рассказала, что работала Анжела в кафе. Что жила со мной, а мать в Ленинграде. Вот, пожалуй, и все.
