– А теперь вы мне расскажите, кто к ней ходил, с кем она дружила, не ссорилась ли с кем в последнее время?
– Да к ней многие ходили, – вздохнула старушка. – Среди ночи даже могли заявиться. Я многих и по именам-то не знаю. И она сама могла в любое время куда-то сорваться. Я спрашивала про ее дела раньше, а она мне говорит: «Бабуля, тебе это неинтересно будет.» Ну, я поспрашивала еще немного, да и отстала от нее.
– То есть, никого конкретно из друзей вы назвать не можете? – я незаметно для себя перешла на какой-то полуофициальный тон.
– Нет, пожалуй. Наших местных девочек я, конечно, знаю, но она вроде с ними не дружила. Болтала просто при встрече да и все.
– Хорошо. Тогда расскажите мне о семье. О вашей семье. О вашем сыне, – добавила я.
– Витя давно погиб. Анжела тогда еще маленькая была. С крыши упал. Полез чинить что-то и упал. Вот так.
– У него, кажется, еще одна дочь осталась?
– Да, Вера. От первой жены, Валентины. Валентина тоже умерла. Утонула.
– Как странно! – вздрогнула я. – Столько членов семьи умерло! Словно проклятье какое-то.
– Не знаю, – покачала она головой. – Никогда об этом не думала. А ты веришь в проклятья?
Я смутилась. Вообще-то я не верю в проклятья. Вообще не верю во всякую мистику, а тут вдруг такая чушь в голову полезла…
– Нет, – сказала я. – Так просто. Ну, и что дальше?
– После смерти первой жены Витя стал встречаться с Катериной. Вообще-то они и раньше были знакомы. Даже как-будто были близки… – старушка застеснялась. – И Валентина, первая жена, все время его ревновала. С топором даже за ним гонялась. Она будто бы была немного… как бы это сказать… не совсем нормальная.
– Психопатка? – спросила я.
– Ну вроде того. После смерти Валентины Витя сошелся с Катей, они стали жить в том же доме – у них частный дом в Агафоновке. Потом Катя бросила его. Родила Анжелу и почти сразу бросила. Уехала. Витя остался с двумя дочками. А вскоре я взяла Анжелочку к себе – ему же тяжело было с двоими. К тому же работа такая – он дальнобойщиком был, все время в разъездах. Анжеле было три годика, а Вере двенадцать лет. Она иногда оставалась одна или у нас ночевала. А потом стала жить одна, когда выросла. В том же доме. К тому времени Вити уже не было.
– А теперь как она живет? – спросила я, вспоминая высокую, сухощавую женщину лет тридцати. Она была примерно моя ровесница, но выглядела старше. Не красилась, одевалась как старуха и вообще была словно не от мира сего.
– Она и теперь живет одна. Замуж так и не вышла. И детей нет.
– А в каких отношения они были с Анжелой?
– Да можно сказать, ни в каких. Слишком разные девушки. Анжела веселая была, общительная, компанейская. Парни ее любили. Даже слишком, – призналась справедливая бабулька. А Вера – та совсем другая. Она в библиотеке работает. В церковь часто ходит.
– В церковь? – насторожилась я. – Так, может, это ее библия?
– Нет, – ответила Антонина Матвеевна. – Она раньше приносила Анжеле такие книжки религиозные, но Анжела только хохотала и не читала их совсем. Все назад возвращала. Ну, Вера и не стала носить. Она часто Анжеле нравоучения читала, да та ее не слушала. Честно признаться, – Антонина Матвеевна наклонилась к моему уху, – я Анжелочку больше любила. Она хоть и непутевая была, а какая-то родная. Своя. А Вера – чужая. Я ее даже побаиваюсь.
– Вера часто к вам приходит?
– Нет. Раньше еще ходила, а теперь совсем почти не появляется. На похороны-то придет, конечно. Я ей предложила – поселяйся у меня, чего нам теперь порознь-то жить? А она ни в какую.
– А вы к ней ходили?
– Нет. Почти нет. Раньше заглядывали, но я видела, что ей это неприятно. И перестали. А Анжела – та вообще у нее забыла, когда была в последний раз.
– Антонина Матвеевна, – попросила я. – Дайте мне, пожалуйста, Верин адрес.
– Ты и с ней хочешь поговорить? Адрес я тебе, конечно, дам, да только не думаю, что она с тобой говорить захочет. Скрытная она. Будто они с Анжелой и не сестры совсем, – закончила старушка и пошла в кухню.
Оттуда она вернулась с листком бумаги, на котором старческой рукой был старательно выведен адрес.
– Спасибо, – поблагодарила я ее. – Я обязательно передам всю информацию Жоре, и он постарается помочь вам найти убийцу Анжелы. Всего доброго. А на похороны я приду.
– Удачи тебе, Поленька, – пожелала мне старушка, провожая меня в дверях печальным взглядом.
На улице я вновь увидела Дрюню Мурашова, развалившегося на лавочке.
– Ты прямо днюешь и ночуешь здесь, – подивилась я, присаживаясь рядом. – Опять, что ль, чего продаешь?
– Нет, – замотал головой Дрюня. – Я теперь знаешь, кто? Я – директор ЧП.
– Что? – у меня глаза на лоб полезли.
– А чего? – обиделся Дрюня. – Не подхожу, скажешь? Да я знаешь, как руководить могу?
– Знаю, – усмехнулась я. – Руководить ты можешь.
Дрюня не уловил иронии и углубился было в рассказы о том, какое светлое будущее ждет его в ближайшее время, но я не стала выслушивать его мечтания.
– Про Анжелку узнал? – спросила я, доставая пачку сигарет.
– Да так, – неопределенно ответил Дрюня, выдергивая сигаретку из моей пачки. – Шлялись к ней многие. Но с недавних пор у нее вроде бы любовь настоящая завелась, – Дрюня хохотнул.
– Любовь? – удивилась я, зная Анжелкины взгляды на эту сферу жизни. – И к кому?
– Да парень тут один есть, Максимом звать. Ты его, может, и знаешь. Наркоман он.
– Да ну? – изумилась я. Нет, я знала, конечно, что Анжелка неразборчива в связях, но чтобы она связалась с наркоманом?
– Ну да, а чего тут удивляться? Она и сама травку покуривала.
– А как бы мне потолковать с этим Максимом?
– Да я даже не знаю, где он живет. Тусуется тут с наркошами местными.
– В «рассаднике»? – спросила я.
«Рассадником» у нас называлась одна квартира на первом этаже – большая, трехкомнатная квартира, в которой обитали два брата-наркомана. Родители их не так давно преставились, и парни обрели настоящую свободу. Теперь у них тусовалась вся окрестная шваль, и меня изумляло только одно обстоятельство: как они до сих пор оставались владельцами этой огромной квартиры? Меня нисколько не удивило бы, если б они ее продали за ведро ацетона или если б у них ее просто отобрали, но пока с этим было тихо. Но, как известно, сколько веревочке не виться…
– Да, в «рассаднике», – сказал Дрюня. – Он такой молодой, высокий и тощий. Волосы темные, кудрявые. Анжелка тут хвасталась, что он от нее без ума. Даже замуж за него собиралась.
– За наркомана? – ужаснулась я.
– Ну, она считала, что ее любовь его вылечит. Что она наймет лучших врачей, они избавят ее милого от его недуга, и заживут они, как говорится, мирно и счастливо, и умрут в один день.
– От передозировки, – добавила я. – О sancta simplicitas!
– Чего? – офонарел Дрюня.
– Да так, ничего. Святая простота, говорю.
В этот момент раздался отчаянный визг за нашими спинами. мы разом повернулись. Визг медленно перерастал в какой-то истерический вой.
– Чего это там? – испуганно спросил Дрюня.
– Не знаю, – ответила я, пораженная.
Кричала Светка Косулина. И не просто кричала: лицо ее было перекошено от ужаса, рядом у ее ног
