Александрович.
– Мишка... Я не знаю его фамилии, знаю только, что он откуда-то с Пролетарки. Он тоже видел, как Катя заходила ко мне, приперся среди ночи, скандал тут устроил! Убить ее грозился за то, что она ему изменяет!
– Ха! – хмыкнул Иннокентий Александрович, – парень еще верит в святые идеалы верности!
– А вы в них не верите? – серьезно спросила я.
Иннокентий Александрович неожиданно тоже посерьезнел.
– Верю, – со вздохом ответил он. – Знаете, странная вещь со мной происходит – я вижу, вы женщина образованная, верно?
– Я психолог, кандидат наук, – не без гордости ответила я.
– Тем более, – обрадовался он. – Вот, могу вам сказать как психологу – с одной стороны, чем старше становлюсь и все больше убеждаюсь, насколько цинична и жестока жизнь, с другой начинаю мечтать о чем-то светлом. Сентиментальным становлюсь, старею, видно, – вздохнул он.
– Вы вовсе не старый, – постаралась я его разубедить. – И выглядите очень молодо.
– Да ладно вам! – махнул он рукой. – Я себя оцениваю объективно. Общаюсь со шлюхами, с мажорками, с пролетарками, с холодной женой... Понимаю, что все это мне не надо, в сущности, а что надо? Где идеал? Вот вы можете мне сказать?
Наш разговор неожиданно перешел в нравственно- философское русло. Борян с Толяном удивленно переглядывались, но сидели тихо. Видимо, они впервые видели своего шефа в подобном состоянии.
– Идеала, конечно, нет, – высказала я общепринятую точку зрения. – Вернее, он у каждого свой. И не надо думать, что в жизни не осталось ничего светлого. Иначе человечество давно бы уже вымерло. Вспомните Древний Рим. Нравственные ценности – это вечно.
– Да верю я во все это, верю, – тихо сказал он. – Только Катька – не тот случай. Какая тут верность!
– Вы просто не встретили достойную женщину, – мягко сказала я. – Тогда с вас слетел бы весь цинизм... Если хотите, я могла бы позаниматься с вами – разумеется, совершенно бесплатно, – чтобы помочь вам разобраться в себе. То, что происходит с вами, свойственно большинству мужчин вашего возраста, и мне не составило бы труда...
Я увлеклась своей любимой темой, и неизвестно, чем бы закончилась наша беседа, если бы чертов Борян не хмыкнул в этот момент.
Глаза Иннокентия Александровича моментально стали холодными и бесстрастными.
– Ну хватит! – резко оборвал он меня. – Зубы мне заговаривать! Что там про Мишку?
Я обиженно поджала губы и сказала:
– Они поссорились, потом помирились, и он ушел. Катя осталась у меня. На следующий день с утра я хотела ее выпроводить, но она напилась и рухнула прямо здесь у меня. Мне пришлось оставить ее и уехать, а когда я вернулась, то обнаружила, что она мертва. А потом Мишка приходил еще раз и узнал о ее смерти. Тут он заорал, что сам убьет эту суку и куда-то помчался.
– Какую это суку?
– Не знаю. Может быть, он имел в виду вас, – поежившись, предположила я.
– Он говорил о мужчине или женщине?
– Я так и не поняла. Сука – знаете ли, понятие, применимое к обоим полам...
– То есть это не он ее убил?
– Вы знаете, он вел себя так, что можно было предположить, что не он. Но потом, когда приехала милиция и вызвали соседку, она сказала, что видела, как Мишка приходил сюда днем. Как раз примерно в то время, когда наступила Катина смерть. И теперь Жора поехал его брать. Вы бы позвонили в милицию и все узнали. Может, Мишку уже взяли, и он знает, где пленка! Вот вы к нему и обратитесь! – обрадованная, что все так хорошо складывается, проговорила я.
Иннокентий Александрович подумал секунду-другую, потом сказал:
– Хорошо. Может, она его и имела в виду, когда говорила о двух зайцах. Хрен ее знает, что в ее башке за игры были заготовлены!
– Он это, он, Иннокентий Александрович! – в один голос прорезались вдруг Борян с Толяном. – Больше некому! На пару с ним эта курва действовала. Не поделили, видно, пленку, вот он ее и грохнул, пленку забрал и свалил! Брать его надо срочно, Иннокентий Александрович! Срочно!
– Так, – поднялся Иннокентий Александрович, – быстро поехали. Выясняем координаты этого Мишки – и вперед. Потом он повернулся ко мне.
– Спасибо, Ольга Андреевна, за информацию и за общение. не скрою, он было приятным для меня. Сожалею, что доставил вам беспокойство. Но... Не исключаю, что нам с вами придется еще встретиться.
– Зачем? – испуганно спросила я. – Я рассказала все, что знала!
– Там жизнь покажет, – ласково улыбнулся мне на прощание Иннокентий Александрович, исчезая за дверью.
Оба его амбала, окинув меня напоследок липкими взглядами, последовали за своим шефом.
Оставшись одна, я заперла дверь на все замки и прошла в спальню. Меня начинало колотить. Я успокаивала себя тем, что все обошлось довольно благополучно. И вряд ли меня тронут еще раз. Но все-таки состояние после пережитого стресса было не самым лучшим, и я чувствовала, что теперь мне просто необходимо расслабиться.
Разочаровавшись в реланиуме – так можно и наркоманкой стать, – я решила прибегнуть к старому, проверенному средству.
Я поднялась, чтобы пойти в магазин за выпивкой. Тут только я обнаружила, что так и хожу в этом дурацком плаще, надетом прямо на голое тело, но на это мне было уже глубоко плевать.
Переодеваться было неимоверно лень – я и так удивляюсь, как мне удалось заставить себя пойти в магазин, да еще в столь поздний час, но все же здоровье дороже, – поэтому я просто натянула колготки, застегнула плащ на все пуговицы и обулась.
Уже отпирая дверь, я услышала жалобный скулеж Роджера.
«Что ж, на этот раз его можно и выгулять, – решила я. – К тому же с ним не так страшно».
В том, что он отличный охранник, Роджер убедил меня еще вчера.
Я отперла дверь в ванную...
Да, запах, ударивший мне в нос, был, конечно, не самым приятным. Но когда же мне заниматься собакой, если меня постоянно отвлекают!
Поклявшись, что уберу все сразу, как только вернусь, я взяла прыгающего вокруг меня Роджера за поводок и повела к двери. Пес, не веривший своему счастью, заливался радостным лаем, пока мы спускались по лестнице.
Пока мы дошли до магазина, пес останавливался практически возле каждого куста, чтобы совершить наконец свои дела в привычных условиях.
Я в это время ругала сама себя и давала обещания не доводить больше бедное животное до такого состояния. В самом деле, мне его доверили, возложили ответственность, а я... Правда, у меня не особо спрашивали согласия, но все же...
Расщедрившись, я купила на деньги, полученные от мужа Эллы Константиновны, в магазине, помимо бутылки вермута, еще и большой пакет «pedigree», чтобы хоть как-то снять чувство вины перед собакой.
Когда мы благополучно вернулись домой, я честно собралась убраться в ванной, заходить в которую было уже невозможно, но тут вдруг вспомнила, что мне следует позвонить Полине и сообщить ей о визите Иннокентия Александровича сотоварищи.
Конечно, это нужно было сделать сразу после того, как они покинули мою квартиру, но, честно говоря, тогда мне это просто не пришло в голову – я была слишком растеряна, ошеломлена, сбита с толку...
У Полины телефон не отвечал, несмотря на поздний час. Я решила, что они с Жорой взяли Мишку и сейчас вовсю занимаются его допросом.
«Ну и слава богу, – подумала я, вешая трубку. – Не сомневаюсь, что Иннокентий Александрович с его возможностями сумеет добиться встречи с Мишкой и выяснить все, что его интересует. Следовательно, мне бояться абсолютно нечего, и можно спокойно ложиться спать. После того, разумеется, как я выпью немного вермута».
Вспомнив о Роджере, я насыпала ему купленного корма в огромную миску, и пес на этот раз с жадностью набросился на еду. Погладив его по голове, я сняла наконец чертов плащ, надела халат и снова тщательно заперла дверь на все засовы.
Пожалев Роджера и оставив его на ночь в коридоре, я прошла в кухню и распечатала бутылку. После первой же рюмки я стала успокаиваться и пришла к выводу, что единственная проблема, над которой мне стоит подумать – это проблема денег.
Несмотря на то, что сумма, полученная мною за сеанс, была внушительной, она все же не покрывала всех моих расходов. Разборок с Кириллом не хотелось совершенно – после них точно в такую депрессию попадешь, что потом не выберешься. И, главное, никаких перспектив не было.
От клиентов звонков насчет психологических сеансов не было, ничего перепечатать никто тоже не просил – словно проблема компьютерных текстов вообще перестала волновать население.
Наполняя вермутом вторую рюмку, я вспомнила о Дрюне Мурашове. Он что-то там говорил о том, что открывает новое дело...
Конечно, мне хорошо известны все его дела, но чем черт не шутит? Вдруг Мурашов взялся за ум и на сей раз задумал что-то действительно стоящее?
Деваться мне все равно было некуда, и я решила прямо с утра и наведаться к нему. Нет, конечно, я не собиралась бросаться как в омут головой. Я сперва со свойственной мне скрупулезностью и предусмотрительностью выясню, что это за дело, все просчитаю, а потом уже буду решать, стоит ли мне в него вступать.
Помнится, Дрюня сулил неплохие деньги...
После третьей рюмки я уже пребывала в уверенности, что Дрюня и есть тот самый человек, который поможет мне выбраться из финансового кризиса, в который я попала.
В самом деле, если он с такой уверенностью говорил о собственном проекте, значит, он все просчитал. И завтра с утра – с утра! – я поеду к нему. Завт-ра... С ут- ра...
Так я думала, допивая четвертую рюмку, пока не почувствовала, что начинаю потихоньку сползать со стула. Кое-как выбравшись из-за стола, я отправилась спать, но закружилась в лабиринте
