Светка поднялась с колен, поставила бутылку на стол и кинула на стул полотенце. Я поняла, что нахожусь в Светкиной кухне. На полу.
Память медленно возвращалась ко мне, пугая меня страшными картинами произошедшего.
– Света, а где кассета? – спросила я с тревогой в голосе, предчувствуя самое худшее.
– Какая кассета? – удивленно спросила Светка и потрогала мой лоб.
– Да я не брежу! – оттолкнула я ее руку. – Кассета у меня была в пакете, а теперь ее нет! Нет! Нет! Это надо же, а? Я ее достала, а эта сука стащила!
Я замолотила кулаками по мойке. Светка смотрела на меня испуганно.
– Ну что за паскудство, а? – Я чуть не билась в истерике. – Ведь я была в двух шагах от разгадки! Ведь оставалось просто посмотреть кассету, и все! Все! А теперь что?
– Подожди, Полина, – попыталась успокоить меня Светка. – Расскажи мне все по-порядку.
– Да чего рассказывать?!? Шла я домой, в руках пакет несла, в нем кассета была, видео. А тут налетает на меня какая-то тетка, тряпку с хлороформом к лицу – и привет! Ни тетки, ни кассеты, одна я валяюсь бездыханная!
– Это точно, бездыханная! – подтвердила Светка. – Я думала, что тебя убили. Заорала страшно и побежала к Петру Сергеевичу на третий этаж. Он сказал, что все в порядке, просто ты сознание потеряла. Перенес тебя ко мне. Сейчас он придет и тебя осмотрит.
– А чего же вы меня на пол-то положили? – заворчала я.
– Так некогда было выбирать. Да и растерялись мы оба. И я, и Петр Сергеевич.
Петр Сергеевич – это мой сосед снизу. Он врач. Правда, гинеколог, но кто ж в такой ситуации разбираться будет? Женщин лечит? Лечит. А я разве не женщина?
Тут раздался звонок в дверь. Пришел Петр Сергеевич, лысоватый пожилой мужчина, никогда не улыбающийся. Пощупал мой пульс, велел показать язык, заглянул под веки.
– Жить будет, – констатировал он с каменным лицом.
– И на том спасибо, – вздохнула я.
– Не за что, – ответил Петр Сергеевич и удалился.
– Я пойду, Свет, спасибо тебе, – поднялась я, наконец, с пола.
– Ну давай. А дойдешь одна-то? Не упадешь? Может, проводить тебя?
– Не надо, – усмехнулась я. – Дойду.
Я спустилась к себе и прошла в ванную. Включила ледяную воду и принялась плескать себе в лицо. Мне было больно и холодно, но я продолжала эту экзекуцию, ругая себя на чем свет стоит.
«Каратистка хренова»! – говорила я себе, швыряя ладонями в лицо обжигающе холодную воду. – «Черный пояс имеешь, мужика можешь здорового побороть запросто, а тут? С какой-то теткой, с какой-то старой клячей не могла справиться! Эх, ты, идиотка ты, а не каратистка!» Минут через пятнадцать я прекратила пытки и вышла из ванной. Виски ломило страшно, но прошло ощущение тошноты.
Я села на диван и сжала голову руками. Как теперь сообщать обо всем Ольге? Она же меня убьет! Ну, убить не убьет – сил не хватит! – но уж засмеет, это точно. А это еще хуже. А может, соврать? Сказать, что ничего в камере хранения не было? А еще лучше – сказать, что она просто не открылась. Ну, не та камера. Или эти цифры вообще не код. И пусть голову ломает.
Я бы, наверное, так и поступила, если б не два обстоятельства. Первое заключалось в моей кристальной честности. Это качество привила мне бабушка, Евгения Михайловна. Так она меня воспитала, что врать нехорошо. И с тех пор я руководствуюсь этим принципом всегда. А второе – это то, что если я совру Ольге про камеру, то на расследовании можно поставить крест. Мы уже ничего и никого не найдем, а этого допустить нельзя. К тому же мне очень хотелось встретиться с этой белокурой дамочкой и поговорить с ней по душам. Конкретно, блин, поговорить!
А пока я должна признать, что расследование мое зашло в тупик. Видеокассета исчезла. Таинственная женщина вместе с ней. Все! Никаких ниточек, никаких зацепок! Что теперь делать? Где искать эту женщину? Кто она? И с Андреем не поговоришь! Он и эта женщина могли бы пролить свет на эту тайну, но я лишена возможности общения с обоими. Вы, Полина Андреевна, просто растяпа!
Я так расстроилась, что решила себе позволить то, что не позволяю никогда. Вернее, почти никогда: я решила выпить. С горя. Не одной же Ольге подлечиваться алкоголем! Правда, что делать с аллергией, которую вызывают у меня спиртные напитки? Но ведь когда очень чего-то хочется, о последствиях не думаешь.
Я достала из шкафчика бабушкину наливку и обнаружила, что ее там осталось совсем чуть-чуть. Ну, Ольга, ну, мерзавка! Что же делать? Этого количества явно не хватит, чтобы залить горе!
Я вылила содержимое бутылочки в стакан. Он едва наполнился на треть. Я выпила наливку маленькими глоточками, почувствовав, как по телу сразу же разлилось приятное тепло. Хорошо, но мало. Придется идти в магазин.
Я накинула куртку и спустилась вниз. Продовольственный магазин находится прямо в нашем доме, на первом этаже. Это радует: не нужно тащиться в центр. Я купила бутылку армянского коньяка и вернулась домой.
Первым делом я отключила телефон, чтобы никто мне не помешал дурацкими звонками.
Достала красивую рюмку из серванта. Я же не Ольга, чтобы хлебать прямо из бутылки или из граненого стакана! Первая рюмка пошла очень хорошо под нарезанный лимончик. Грусть моя быстро улетучивалась. Я включила магнитофон, зазвучала веселая музыка. Отлично! Как раз то, что мне и нужно!
Я начала ритмично дергаться под музыку. Все-таки четыре дня предстоит без тренировок, и чтобы не потерять форму, придется позаниматься дома. Хотя бы таким образом.
Я оприходовала еще одну рюмочку, и теперь мне захотелось чего-нибудь лирического. Я сменила кассету в магнитофоне и плавно начала двигаться под нежную мелодию из «Титаника».
Время куда-то исчезло. Оно не остановилось, нет, просто как бы перешло в другое измерение. Я не заметила, как пролетело два часа. В моем мире прошло всего минут пятнадцать.
Танцуя сама с собой, я вдруг вспомнила про Пашку. И поняла, что мне катастрофически его не хватает. Как воздуха. Я не хотела признаваться в этом даже себе, но сейчас, когда я расслабилась и раскрепостилась, то чувства мои выплеснулись наружу. Безумно захотелось увидеть его, обнять, прижаться к нему, такому родному и близкому, рассказать о своих бедах… Даже пусть не рассказать, а просто уткнуться в его плечо и молчать. Он бы сам все понял и успокоил, и поддержал… Ведь он всегда меня поддерживал, выслушивал, а я? Ведь если честно, то я вела себя как бесчувственная эгоистка!
Надо же было так глупо с ним поссориться! Только теперь я поняла, как обидела его, этого очень дорогого мне человека. Нужно срочно что-то предпринять. Срочно. Иначе потом может быть поздно. Он потому и не звонит, что очень обиделся. Ну, ничего, ничего. Я позвоню ему сама. Позвоню и, может быть… может быть, даже извинюсь перед ним. Ну, просить прощения я буду в самом крайнем случае, а позвонить – позвоню. Вот прямо сейчас.
Я включила телефон, приготовилась набрать номер, но не успела: телефон издал длинный, настойчивый звонок. У меня мелькнуло, что, может быть, это Пашка среагировал на импульс и теперь решил позвонить сам, чтобы оградить любимую женщину от унижения, и схватила трубку:
– Алло!
– Поленька, привет! – послышался неунывающий голос Жоры Овсянникова.
– А, это ты, – разочарованно произнесла я.
– Конечно, я! Мы же договорились, что ты мне позвонишь вечером!
– Разве? – машинально переспросила я, наматывая телефонный провод на палец.
– Ну конечно! Ты хотела мне рассказать о том, что вспомнила Оля.
– Ты знаешь, Жор, лучше позвони сам Ольге и узнай у нее все.
Мне хотелось поскорее отделаться от Жоры, но не тут-то было!
– Я сейчас заеду к тебе! – сказал хитрый Овсянников и поскорее положил трубку, чтобы я не успела возразить.
– Пошел ты, знаешь, куда? – проорала я в трубку, но кроме нее, меня больше никто не услышал.
Я повесила трубку и вздохнула. А вот не буду дожидаться этого нахала! Позвоню сейчас Пашке и уеду с ним! И ночевать у него останусь! А Жора пусть торчит под дверью, раз ему так хочется! И плевала я на расследование! И на Ольгиного Андрея! У меня свой мужик есть!
