Для более крупных вопросов созываются соединенные общинные советы в одном из ближайших городов, делами областей ведает областной Совет, а над ними стоит верховный Совет, имеющий свое постоянное местопребывание в Механополисе. Ты что-то упомянул о банках? Это ты, наверное, по старой привычке. Банки нам теперь не нужны с тех пор, как мерилом ценности предмета сделался труд, вложенный в его изготовление, и особенно с той поры, когда золото перестало быть драгоценным металлом. Твой вопрос о заводах гораздо серьезнее. Существуют еще несколько групп промышленных процессов, как, например, в области металлургии, машиностроения и химической технологии, где необходимо сосредоточение большого количества работающих в одном месте. Я говорю — большого — лишь относительно, так как теперешние производственные процессы настолько упрощены. И механизированы, что там, где в ваше время требовалось десять человек, теперь необходим лишь один, и то исполняющий больше роль надсмотрщика за правильной работой машин-автоматов. Ну, их ты и сам скоро увидишь… Значительная часть необходимых для человека работ, особенно по изготовлению тканей, разных вещей домашнего обихода, произведений искусства и многих других предметов, делается теперь не на фабриках, а дома, полукустарным способом.
Я выразил мое глубокое изумление подобной системе, признававшейся в наше время отжившей формой производства по сравнению с крупными централизованными и механизированными предприятиями.
— Ты был бы прав, — ответил мне Фер, — если бы мы жили в вашу эпоху или в эпоху, близкую к ней. Но сейчас отпал один из самых крупных факторов промышленности капиталистического периода. Я имею в виду конкуренцию и погоню за прибылями со стороны предпринимателя. Конечно, нет спора, что многие вещи, например, вот хотя бы эта твоя украшенная чеканкой кираса, могли бы быть изготовлены на большом заводе и тысячами рабочих и станков-автоматов. Но все дело в том, — при этом Фер улыбнулся, — что мы сейчас уже достаточно богаты знанием, материалами, разными запасами, наконец, неистощимыми источниками энергии и имеем достаточно свободного времени, чтобы позволить себе в те часы, когда мы не обязаны выполнять какой-нибудь коллективный необходимый труд — на это, в среднем идет не более одного-двух часов в день, — работать над тем, что нам более всего по душе. Вот, так мы и делаем многие вещи, для которых не нужны громоздкие машины и аппараты. Утром я отбываю свою трудовую повинность на одном химическом заводе в 200 километрах от нашего дома, куда летаю на своем одноместном аэроцикле, а днем помогаю отцу в лаборатории и изготовляю некоторые части электротехнических приборов. Части эти я затем отсылаю в центральный распределительный склад откуда они идут в сборочные мастерские и проверочные лаборатории. Правда, я трачу иногда на изготовление того или иного предмета втрое больше времени, чем я потратил бы его, стоя у станка на заводе, но тогда бы вещь не имела той цены и в моих глазах, и в глазах других людей, которую она теперь имеет, выйдя из моих рук.
— Цены? — переспросил я, — но о какой цене может идти речь в вашем новом общественном строе? И все-таки я не пойму, зачем тратить на работу два часа, когда можно ее сделать в один час?
— А зачем ты тратишь на прогулку, которая тебе доставляет радость два часа, а не один? Зачем ты иногда идешь пешком, когда мог бы проехать в автомобиле? То же самое и здесь — всякая работа, если она связана с творчеством, для нас, людей XXX века, самая чистая, самая глубокая радость. Если мы делаем какую-нибудь вещь, то мы хотим, чтобы она не только была годна, но чтобы в ней остался отпечаток нашего творческого «я». Вот, почему ты можешь увидеть предметы и даже части машин, украшенные рукой артиста, предметы, которые не только приносят пользу, но также и радуют взор окружающих…
— Вот, взгляни на этот воздушный корабль, — Фер схватил меня за руку и повлек к прозрачной стенке каюты. — Разве он не прекрасен, разве эти украшения корпуса не напоминают собою оперение лебедя? Тот, кто их делал, знал, что трудился не понапрасну. Мы глядим на его произведение и мысленно шлем благодарность неизвестному художнику, запечатлевшему на этом аэронефе искру своей богатой фантазии…
Я начинал понимать… Теперешний труд — это свободное творчество, потребность, необходимость… Трижды счастливые дети новой земли! Вы сбросили с себя проклятие веков, вы уничтожили бремя подневольной работы! Ни нужда в куске хлеба, ни плети надсмотрщика, ни алчность предпринимателя не висят более над свободным трудом человека!..
В этот момент мы медленно пролетали над какими-то длинными серыми корпусами. Глухое гудение, несшееся оттуда, не оставляло сомнения, что это какой-то крупный завод. По-видимому, происходила смена работающих очередей. Со всех сторон слетались и съезжались рабочие новой смены. На ровной прозрачной крыше столпилось несколько десятков молодых девушек, спешно прилаживавших к своим плечам знакомые уже нам летательные крылья. Еще несколько секунд, — и все они, точно хлопья пуха, поднялись и устремились навстречу нашему кораблю. Вот уж они над нами, — схватившись за руки и звонко смеясь, они кружатся веселым хороводом над нашими головами, заглядывая в каюту, откуда мы шлем им свое приветствие…
И мне представилась другая картина. Моабит — предместье Берлина. Полдневный гудок. Широкая пасть заводских ворот раскрывает свои железные челюсти. Толпа бедно одетых, утомленных существ с землистыми лицами и развинченными движениями грязно-серым потоком выплескивается на скользкую, блестящую от грязи мостовую. Слышны крики и топот тяжелой обуви. Кто-то пробует запеть уличную частушку, но обрывает ее на половине замысловатым ругательством… И над всем серая паутина дождя… Это прошлое…
ГЛАВА VI
Металлургический завод XXX века. Куда исчезли доменные печи? Мир без каменного угля. Чем заменили исчезнувший каменный уголь? Водородная плавка. Уголь из атмосферной углекислоты. Механическая мастерская XXX века. Новые материалы. В тысячу раз прочнее стали. Прозрачное железо. Легкие сплавы. За железом в недра земли. Как была сооружена шахта в 2000 километров глубины? Памятник жертвам труда.
Скоро зеленая заросль сделалась реже, но зато все чаще начали попадаться массивные заводские здания, трубы, необъятные круглые баки, гигантские каменные конуса, — стало слышаться глухое гудение, и в воздухе явно почувствовался запах озона с примесью еще какого-то газа.
— Сейчас мы пролетаем над нашими крупнейшими металлургическими заводами, — объяснил Рени. — По величине и производительности с ними могут соперничать лишь заводы в области Аретии — область эта в ваше время носила имя западной Сибири.
Я изумился тому, что не вижу характерного облака дыма и пара, составлявших необходимую принадлежность всякого, более или менее крупного завода в мое время.
— Дыма? — переспросил меня Рени. — О, с ним давно уже покончено, — и навсегда. Еще в эпоху великих войн двадцатого века облака дыма почти исчезли из пейзажа городов и заводов, чтобы переместиться на поля сражений, служа маскировкой для войска и воздушных судов. Такие дымовые завесы успешно применялись даже в первую мировую войну, когда в них скрывались целые боевые эскадры… Но уже ваши техники поняли, что дым — это не что иное, как расточение народного достояния, так как с дымом и пылью уносилась изрядная доля несгоревшего топлива и других материалов. При помощи электрических пылеуловителей они вполне удачно разрешили эту задачу, сэкономив для промышленности много миллионов тонн угля и разных металлов. С того времени воздух над городом и над заводскими центрами стал почти таким же чистым, как в лесу и в деревне. Больше того: даже бесполезно теряемую углекислоту сумели заставить служить на пользу людей. Газы доменных и металлургических печей очищались и делились на составные части, — горючие газы поступали в двигатели внутреннего сгорания, а углекислота по длинным трубопроводам шла на поля и огороды, где под влиянием солнца в несколько раз увеличивала их урожайность. Это как раз те самые длинные, извивающиеся по земле трубы, которые ты здесь видишь, но их делают все меньше и меньше, так как уголь — будь то в промышленности или домашнем быту, давно уже уступил свое место другим источникам теплоты.
Мы с профессором Фарбенмейстером попросили нашего капитана сделать здесь небольшую
