прибиты вот такими гвоздиками. — Он вынул несколько гвоздиков из кармана френча и, показывая их ребятам, охотно пояснил: — Гвоздики хорошие, а найти их на голом месте было не так легко.
— Миша, майор совсем уезжает? — обеспокоенно спросил Гаврик.
Миша неопределенно повел плечами. Наташа Копылова, девочка с карими, умными и чуть строгими глазами, услышав вопрос Гаврика, ответила:
— Майор сейчас уезжает в район, а оттуда — на фронт.
Алексей Иванович, выходя из учительской, дверь оставил открытой. Мише и Гаврику видно было, что Зинаида Васильевна, завуч Ольга Петровна и сейчас только подошедший к ним Валентин Руденький разговаривали с майором взволнованно, радостно и в то же время немного грустно… Так разговаривают только с близкими людьми, надолго отъезжающими из дому. Неожиданная новость вызвала у Миши и Гаврика грустное сожаление, в котором было и зло на фашистов и зависть к майору, уезжавшему на фронт.
Из учительской, касаясь нового неокрашенного пола только носками своих маленьких туфель, выскочила Ольга Петровна.
— В классы! Скорей заходите в классы! — замахала она маленькой ладонью.
Через несколько секунд в коридоре никого не осталось. В классах еще гомонили с минуту, а потом неожиданно голоса стихли.
Миша, Гаврик и Наташа Копылова стояли сейчас среди комнаты, на двери которой было написано- «6 -й класс». К ним вошел Юрий Зубриков, рослый паренек с большим рыжим чубом, в сапогах, в распахнутой черной поддевочке, в бежевой куртке на застежке «молния».
— В седьмом я пока один. Другие умнее нас не возвращаются из эвакуации, — громко заговорил он и почему-то засмеялся. — Да я и сам, может, уеду опять на Урал. Тут даже сидеть-то не на чем… Желающих приглашаю. Моя тетушка там шеф школы. Скажу — со мной приехали.
Юрка встряхнул головой, чтоб показать, как рассыпается его рыжий чуб.
Миша и Гаврик уже видели настоящих шефов, знали им цену, сами мечтали скорей стать шефами и потому ничего не ответили Зубрикову.
— Наташка, поедем со мной… Там хоть и морозы, но у меня шуба и валенки… Ничего…
— А у меня валенок нет, — сказала Наташа и, отойдя от Юрки, стала между Мишей и Гавриком.
Разговор невольно оборвался. Все четверо теперь молча прислушивались к голосам взрослых. Сейчас говорил майор:
— Ребята вот за этим окном, говорят, было у вас сельпо. Туда бегали за тетрадями и карандашами… Теперь там, как и кругом, — пустое место. Кто разрушил все это?
— Гитлеры! — вдруг ответил ему заикающийся, хрипловатый мальчишеский голос, вздрогнувший на звуках «л» и «р».
В шестом классе сразу узнали, что майору за все одноклассников ответил Саша Котиков. Он был много дней под сильной бомбардировкой и стал заикаться. Порок речи сделал его застенчивым и молчаливым, и потому в шестом классе заговорили:
— Сашка-то нынче какой разговорчивый! — обрадовалась Наташа.
— Запомнил фашистов на всю жизнь, — пояснил Гаврик.
…Против раскрытой двери шестого класса неожиданно появился майор Захаров. Круто повернувшись в сторону следовавших за ним Зинаиды Васильевны, Ольги Петровны, председателя колхоза и Валентина Руденького, он настойчиво заговорил:
— Товарищи, больше я в классы не захожу. Вы незаслуженно долго прощаетесь со мной. Потом же надо спешить на станцию… Да-да! И мне надо спешить и вам, Ольга Петровна!
И он с шутливой угрозой выставил руку с наручными часами.
— Но в шестой-то класс вы хоть на секунду да заглянете, — сказала Зинаида Васильевна, не сомневаясь, что майор сделает так, как она советует ему.
— Невозможное дело — не зайти к хорошо знакомым людям, — решительно отмахиваясь от слов майора, заговорил Алексей Иванович.
Майор повернул голову и увидел Мишу и Гаврика.
Показывая Мише и Гаврику свои часы, он сделал вид, будто щелчком сбил стрелки в обратную сторону, и, обрадовавшись этому, как находке, сказал:
— А вот теперь у нас есть время, чтобы попрощаться с друзьями!
Ступив через порог, майор остановился, задумчиво глядя на Мишу и Гаврика и одновременно прислушиваясь к оживленному, веселому разговору Алексея Ивановича.
— Товарищ майор, посмотрите в это окно, на бугор… и увидите тех самых коров, что они пригнали… А дальше, в степь киньте взгляд, где дым и пламя, там на конях свозят сорняки и жгут их.
У майора от этих слов вдруг на сердце стало так хорошо, что он растроганно заговорил:
— Да, Алексей Иванович, я вижу и коров и лошадей. Вижу, что колхозники жгут сорняки, а завтра придут туда тракторы поднимать зябь… Знаю, что до этого дыма — четыре километра, а от зари вы побывали там уже два раза…
— Откуда вы это знаете? — с шутливой недоверчивостью спросил Алексей Иванович.
— Френч ваш дымом здорово пропах, — ответил майор, кладя руку на плечо председателя колхоза. — Все вижу и скажу там, что вы не из таких, чтобы перед трудностями склонять голову.
Миша и Гаврик могли поручиться, что майор, глядя вдаль перед собой, думал сейчас о фронте, о пушках, об артиллерийской подготовке, и не удивились его словам:.
— Я о вас расскажу все, что знаю, артиллеристам. Обещаю вспоминать, когда из пушек будем бить по врагу.
Не привыкший говорить длинно, майор вдруг нахмурился. Быстро обшарив карманы кожаного пальто, он достал три новенькие записные книжки с вложенными в них карандашами. Одну он дал Мише, другую — Гаврику, а третью — Алексею Ивановичу.
— У больших хозяев всегда найдется что записать. Тем более, что вам, дорогие друзья, — обратился он только к Мише и Гаврику, — надо возрождать пионерскую организацию. Что и как надо делать, спросите у них, — оглянулся он на Валентина Руденького и на Зинаиду Васильевну. — Мы кое о чем уже договорились. Я знаю, что на вас можно надеяться и в самом трудном деле.
Он прощался с Мишей и Гавриком без снисходительности взрослого человека. Но под конец, когда покрасневший от нетерпения Миша сильно толкнул Гаврика и Гаврик, порывисто вздохнув, спросил: «Товарищ майор, неужели ж нам никак нельзя с вами на фронт?», он вместе со всеми засмеялся и, прежде чем выйти в коридор, успел обоим взъерошить волосы.
— Можно было бы на прощанье и мне сделать что-нибудь этакое, так у меня голова бритая! — с усмешкой сожаления проговорил он уже с порога и, сопутствуемый председателем колхоза, Ольгой Петровной и Руденьким, шумно зашагал в глубину коридора.
— Неужели мы его не увидим? — ни к кому не обращаясь, тихо проговорил Миша, не заметивший, что Зинаида Васильевна задержалась в классе.
— Нет, увидим. Только после. Непременно увидим, — заговорила она с той убежденностью и простотой, какой легко верят, и особенно ребята. Миша и Гаврик Зинаиду Васильевну видели только второй раз. Как и тогда, на правлении колхоза, где решался вопрос о посылке их в Сальские степи, в школу она пришла сегодня в солдатских сапогах, в ушанке. Попрежнему смуглое чернобровое лицо ее было худеньким, а карие глаза смотрели то строго и вопрошающе, то тепло и доверчиво. Видя перед собой расстроенных ребят, Зинаида Васильевна понимающе улыбнулась:
— Вы его еще сегодня увидите. Он пошел в правление и на станцию будет итти мимо школы. С ним пойдет и Ольга Петровна… А пока послушайте, о чем мы договорились с ним и с товарищем Руденьким.
И ребята услышали, что им, старым пионерам, нужно начинать возрождать школьную пионерскую организацию (пока только отряд) в коллективном труде, помогая школе и колхозу. Командовать отрядом, по совету майора, должны Миша Самохин и Гаврик Мамченко. Завтра или послезавтра они должны организовать поход к Песчаному кургану за сибирьками. И пусть им, прошедшим в бурю через Сальские степи со скотом, не кажется это поручение маленьким, пустячным. Тут надо отвечать за всех, за многих.
— Но почему надо итти за вениками? — огорченно спросил Гаврик.
