взгляд. И, повернувшись, находит его в углу бара с несчастным выражением на лице. «Как ты можешь? – говорит его взгляд. – Как ты можешь так со мной поступать?»
Она угрожает, что пойдет в полицию.
Джек уверен, что она этого не сделает.
Потому что все еще его любит.
Он слушает сердце и легкие Беа через новый стетоскоп, который пришлось купить, потому что старый куда-то подевался. Все в порядке. Все, как и должно быть. Учащенное сердцебиение, скорее всего, вызвано стрессом и нервами. То же и с нехваткой воздуха. Но разумеется, они могут сделать флюорографию, и, если она настаивает, он может выписать ей бриканил – от проблем с дыханием. У нее в роду есть астматики? Аллергики? Беа кивает, хотя на самом деле понятия не имеет.
Она жалуется на боли в животе. Наверно, побочный эффект ципрамила. Джек просит ее прилечь на кушетку, чтобы он мог ее обследовать.
Беа приподнимает кофту, и Джек осторожно ощупывает живот кончиками пальцев. Беа лежит не дыша и наблюдает за ним. Какой он красивый. Само совершенство. С темной щетиной, мускулистым телом, острыми скулами, голубыми глазами, которые сейчас изучают ее голый живот.
Какая-то припухлость. Запор? У нее бывают газы? Да, иногда. Боже, как стыдно. Он выписывает инолаксол и миниформ.
– Пейте побольше воды. Откажитесь от кофе, пряностей, цитрусовых и газировки.
Их взгляды встречаются. Он заботится обо мне. И не только как о пациентке, думает Беа.
Завтра надо сделать упражнения на бицепсы, трицепсы и косые мышцы живота, думает он.
– Вы еще что-нибудь хотите спросить?
Да, о тебе, о нас.
– Нет, – отвечает Беа, убирая челку со лба. – Спасибо.
– Скоро вам станет лучше. Постарайтесь поменьше нервничать.
У нее такой несчастный вид. Жалкий воробушек на койке в его приемной. Пишет докторскую по литературоведению, так она вроде рассказывала. А может, она уже и защитилась. Не то что его это интересует, но ему жалко ее. У нее столько недомоганий. И все от нервов.
– Звоните, если что-нибудь случится, – говорит Джек, протягивая ей рецепт.
Они пожимают руки на прощание. У него рука теплая и сухая, у нее – сухая и холодная. На губах улыбка. Джек ничего не понимает. Он ни о чем не подозревает. В мыслях он уже занимается следующим пациентом и сочиняет письмо Эвелин.
Беа выходит из приемной, бежит по ступенькам вниз, входит в подвал, зажигает свет, открывает рюкзак, из которого достает сменную одежду. Пять минут – и это уже не Беа, а элегантная дама в костюме, парике, жемчужных серьгах и очках. На руках у нее тонкие перчатки. На лице – безупречный макияж и крохотная мушка в левом уголке рта.
Как у Синди Кроуфорд.
В рюкзаке оказывается еще и дамская сумка, в которую она убирает сложенный рюкзак. Она выходит из дома и идет по улице Стура Нюгатан в сторону Нормальма – к офису банка Хандельсбанк.
– Я хотела бы обналичить чек.
Тридцать тысяч. Не самая крупная сумма, чтобы привлечь внимание персонала. На повседневные нужды, так сказать.
Уверенный взгляд. Приятная улыбка. Сегодня она хорошая подруга Давида, который одолжил ей денег. Паспорт? Пожалуйста.
Сара Карлссон, родилась 17 апреля 1972 года, блондинка в очках, с родинкой у рта. Паспорт она изготовила сама, как и все остальные документы, которыми время от времени пользуется.
– Какими купюрами предпочитаете?
– Тысячными, если можно.
Закончив с одним банком, Беа отправляется в другой, где повторяет ту же процедуру, и потом переходит к третьему. На сегодня все.
Беа не боится, что ее поймают. Может, поэтому ее до сих пор и не поймали. Страх выдает тебя с головой и вызывает у людей подозрения.
Теперь у нее в сумке девяносто тысяч крон. Неплохая зарплата. В общественном туалете Беа переодевается, смывает макияж и появляется на улице уже в прежнем обличье. Получив в аптеке лекарства по рецепту, Беа едет домой на метро. Сидит с рюкзаком на коленях и рассматривает купленную кассету.
Монс Андрен. «Я не знаю», – написано на ней по-английски под черно-белой фотографией. На снимке Монс сидит на изрисованной скамейке с гитарой в руках и исподлобья смотрит в камеру.
Чего он не знает?
Он выпрямляет спину, массирует пальцы, собирает вещи, радуясь тому, сколько денег ему удалось собрать за день и сколько кассет получилось продать.
389 шведских крон, 27 евро, 39 долларов, 22 японских иены и еще несколько иностранных монеток, которым не обрадуется «Форекс», когда он придет их менять.
Последний взгляд в переулок. Но Беа нет. Она там живет или ее друзья? Или она работает в офисе неподалеку?
Монс надеется, что она еще придет. Не только потому, что она такая красивая, но и потому, что ему кажется, что они похожи. Она так же одинока, как и он.
Одиночество.
Добровольное или нет – это не важно. Оно накладывает на тебя отпечаток. Отпечаток, который трудно заметить невооруженным взглядом. Но тот, кто знает, где искать, – найдет.
Монс знает, где искать. Рыбак рыбака видит издалека. Беа – его родственная душа.
Она из тех, кто просит прощения за свое существование, прячет взгляд, ходит с опущенными плечами и чувствует себя бесконечно одинокой.
Из тех, кто постоянно изображает веселость, шутит, смеется и делает все, чтобы быть таким же, как все, но все равно всем видно, что за показным весельем таится отчаяние.
Некоторые пытаются с этим бороться. Дают объявления о знакомстве, ходят на курсы, чатятся в Интернете, выходят в люди и пытаются с кем-нибудь познакомиться в баре, но все заканчивается одним и тем же: сидением перед телевизором в субботу вечером, когда другие люди веселятся.
Другие сразу опускают руки. Говорят себе, что быть одиноким – это нормально. Что нужно смириться, нужно быть сильным. Они уходят в себя и отказываются верить в то, что жизнь проходит мимо, пока они сидят перед телевизором, уверяя себя, что все так, как и должно быть.
Есть еще и третья группа.
Те просто кончают жизнь самоубийством. Монс сам подумывал о смерти, но так и не решился на это.
Девушка, исчезнувшая в переулке, скорее всего, принадлежит к тем, кто опустил руки. Но Монс не знает наверняка, потому что она ходит с высоко поднятой головой и прямыми плечами, а это указывает на то, что надежда не совсем еще утрачена.
Он идет к метро, остро чувствуя боль в онемевших от долгого сидения ногах. Болит все – бедра, колени, ступни.
Он родился с кривыми ногами. Колесом, как сказали бы раньше. В школе все над ним издевались, пока он не стал играть на гитаре в рок-группе, возглавляемой учителем музыки по имени Джонни Уэйтс, который даже после двадцати лет в Швеции продолжал говорить с подчеркнуто американским акцентом. Наверно, думал, что так круче. Или просто очень сильно скучал по дому.
Музыка стала его спасением. Пока он играл, его уважали. Пока в руках у него была гитара, никто над ним не издевался. Но девушки у него никогда не было. В тридцать четыре года он оставался девственником.
У него есть и настоящая работа. Музыкальным учителем в школе на полставки. А летом он играет на улице, чтобы заработать на записывающее оборудование.
Монс мечтает пробиться, стать знаменитым певцом, выпустить альбом и поехать в турне.
Он сотни раз посылал свои демо-записи в звукозаписывающие компании, но всегда получал один и тот
