Милано' удалось связаться по радио с аэронавтами и установить их точное местонахождение. Девятого июня командование 'Читта ди Милано', знавшее об уже готовом к выходу 'Малыгине', по телефону связалось с графом Сенни в Осло и с Морским министерством в Риме, прося чтобы советский корабль был послан на Шпицберген. После подписания необходимых межправительственных соглашений в отношении расходов по экспедиции Уншлихт от имени московского комитета телеграфировал Самойловичу о том, что поддерживает просьбу итальянцев об отправке на Шпицберген крепкого корабля, способного пробиться во льдах к тому месту, где находилась красная палатка (80°30' с. ш. и 28°4' в. д.). Уншлихт спрашивал, годится ли 'Малыгин' для этой цели, и если нет, то просил послать более мощный ледокол - 'Ленин' или 'Красин'.
Получив телеграмму, Самойлович немедленно созвал возглавляемый им местный Комитет по спасению экспедиции Нобиле, в состав которого входили В.Ю. Визе, А.Г. Воробьев и гидрограф А.М. Лавров. После совещания он сообщил в Москву, что самый подходящий ледокол - это 'Красин', который может отправиться из Ленинграда к месту катастрофы.
В тот же день московский комитет сообщил о своем решении послать две спасательные экспедиции. Одна на 'Малыгине' под руководством профессора Визе обследует восточные берега Северо-Восточной Земли, а другая на 'Красине', возглавляемая профессором Самойловичем, отправится к западным берегам Шпицбергена.
В распоряжение каждой экспедиции предоставлялись трехмоторные 'Юнкерсы', оборудованные лыжами. Командиром самолета, находящегося на борту 'Малыгина', был назначен летчик М.С. Бабушкин [119], командиром самолета, базирующегося на борту 'Красина', - летчик Б.Г. Чухновский [120].
Сообщение о том, что русские готовят две экспедиции, мы, обитатели красной палатки, услышали по радио 11 июня, и эта весть воодушевила нас.
Конечно, идея вернуться в один прекрасный день домой с комфортом на борту большого ледокола, который придет за нами, была очень соблазнительной. Разумеется, мы больше, чем кто-либо, понимали, какие трудности встретит корабль, пробивающий путь в окружавших нас льдах. Но это лишь усиливало наше восхищение русскими. У нас даже появилось желание шутить.
Как-то мы прикрепили к радиоантенне рядом с трехцветным вымпелом альпийских стрелков лоскут красной материи в наивной надежде, что так летчики скорее обнаружат палатку.
- Когда русские придут, пусть они увидят свой флаг, - стали говорить мы.
Как и было условлено, 'Малыгин' вышел из Архангельска 12 июня и взял курс на Шпицберген. Он должен был войти в Баренцево море и продвинуться как можно дальше на север вдоль 30-го меридиана к востоку от Гринвича, используя затем самолет для поисков потерпевших бедствие.
Экипаж 'Красина' насчитывал 116 человек во главе с капитаном Карлом Эгги. Трехмоторный 'Юнкерс' обслуживали пятеро: пилот Борис Чухновский, второй пилот Георгий Страубе, летчик-наблюдатель Анатолий Алексеев и механики Александр Шелагин и Владимир Федоров.
Как уже говорилось, руководителем экспедиции на 'Красине' был назначен профессор Самойлович.
Всего на борту 'Красина' находилось 136 человек.
Самолет, оснащенный лыжами, с экипажем на борту и 420 килограммами груза - запасами продовольствия и снаряжения - мог взять бензина на десять часов полета.
'Красин' вышел из Ленинграда 16 июня в 7 часов 13 минут. Через пять дней он прибыл в Берген, где сделал остановку, чтобы погрузить уголь. Это были дни, когда вся Норвегия с тревогой стремилась узнать хоть что-нибудь о судьбе Амундсена, и Самойлович посетил президента Аэроклуба, которым был тогда господин Мейстерлин, близкий друг Амундсена. Он провожал Амундсена, когда тот покидал Берген вечером 17 июня. Но знаменитый исследователь даже ему не сказал, сделает ли он остановку на Шпицбергене или отправится прямо к красной палатке.
'Красин' вышел из Бергена в ночь с 23 на 24 июня.
Ледокол медленно отплывал от пристани, оставляя позади суда, которые пришли его приветствовать. С них доносились возгласы:
- Спасите Амундсена! Верните нам Амундсена!..
Миновав западные фьорды Норвегии, 'Красин' через два дня достиг мыса Анденес, самой северной точки острова Андой, после чего вышел в открытое море и взял курс на север, двигаясь со скоростью 11 узлов.
Ранним утром 27 июня справа по ходу показался остров Медвежий. Здесь была получена радиограмма от министра обороны Норвегии, который через Хуля спрашивал Самойловича, не сможет ли 'Красин' отклониться от курса, чтобы поискать останки амундсеновского 'Латама'? Ответ был отрицательным. Для Самойловича было очевидным: 'Латам' утонул в тот самый момент, когда прекратились радиосигналы. Я также был убежден в том, что во всяком случае на плаву гидросамолет не мог бы продержаться десять дней, которые уже прошли после его исчезновения, не замеченный ни одним судном. Кроме того, ледоколу следовало спешить, чтобы успеть спасти потерпевших бедствие аэронавтов 'Италии'.
Поэтому 'Красин' проследовал своим курсом вдоль западных берегов Шпицбергена.
4.2. 'Красин' на севере Шпицбергена
В тот день по радио сообщили об экспедиции 'Малыгина'. Продвигаясь на север, 20 июня он оказался блокированным льдами в точке с координатами 76°48' с. ш. и 27°10' в. д., неподалеку от острова Надежды.
Остров Фойн, около которого находилась красная палатка, был расположен на расстоянии 400 километров от этого места, и 'Юнкерсу-13', чтобы долететь до нее, требовалась временная база. Ее решено было основать на Земле Короля Карла, в 200 километрах от красной палатки.
После первого пробного полета 'Юнкерс' в ночь с 24 на 25 июня поднялся в воздух. Самолет пилотировал летчик М.С. Бабушкин, на борту находились также механик и кинооператор. Машина приземлилась у мыса Альтмана, на самом западном острове архипелага. Устроив здесь бензохранилище, Бабушкин и его товарищи 25 июня вернулись на базу. Через три дня Бабушкин снова вылетел вместе с механиком и радистом, он хотел попытаться достичь острова Фойн и найти то место, где находятся потерпевшие бедствие. Но прошло пять дней, он не вернулся, и о нем не было никаких вестей.
Двадцать четвертого июня, в тот день, когда я ступил на борт 'Читта ди Милано', я отправил телеграмму послу Италии в Осло с просьбой сообщить, прибыл ли ледокол в Берген, и если да, то когда он собирается отправиться дальше. Но 'Красин', как я уже говорил, покинул Берген в ночь с 23 на 24 июня.
Узнав об этом, я тут же отправил радиограмму Самойловичу, с которым был знаком лично. Я просил его сообщить о программе экспедиции, и в частности о том, как скоро он рассчитывает добраться до красной палатки.
Тридцатого июня пришел ответ от Самойловича.
'Невозможно указать точно, не зная условий льда, - радировал он. Прошу сообщить, насколько там тяжел лед. Прошел Фореланд. Скорость ледокола - 12 узлов'.
Я передал необходимую информацию: в районе красной палатки средняя толщина льда составляет два метра.
Я пришел к выводу, что мне нужно быть на борту 'Красина'. Самойлович тут же согласился с этим и радировал, чтобы я ждал ледокол у устья бухты Вирго, потому что 'Красин' не может войти в нее. Но капитан 'Читта ди Милано' под предлогом заботы о состоянии моего здоровья не разрешил, чтобы гидросамолет или моторная лодка доставили меня на место, указанное 'Красиным'.
Впрочем, если вдуматься, у меня не было причин особенно расстраиваться из-за этого отказа, потому что, несмотря на мои раны и температуру, уложившую меня в постель на несколько дней, события показали, что мое присутствие на борту 'Читта ди Милано' оказалось более полезным, чем оно могло бы быть на борту 'Красина'.
Быстрое продвижение вперед 'Красина' сначала вдоль западных, а потом вдоль северных берегов Шпицбергена пробудило на борту 'Читта ди Милано' большие надежды. Излишний оптимизм морских офицеров был порожден тем, что они, не учитывая состояния льда, полагали, что даже у берегов Северо- Восточной Земли ледокол сможет идти с такой же скоростью, как и раньше, и предсказывали, что от силы через два дня ледокол 'Красин' будет у цели.
В результате 30 июня в 14 часов Романья без моего ведома радировал обитателям красной палатки:
