и не было в нем прежних неуверенных ноток. — Подлец он! — с силой повторил Алеша. — Говорит — все равно опозорю. Раз, говорит, со мной не хотела, так пусть хоть на тебя начальство подумает… — Он замялся. Марина поняла, и щеки ее вспыхнули от оскорбления.
— Но как же вы смели допустить мысль, что я…
— Ничего я, девушка, не допускал, никаких плохих мыслей, — мягко ответил Алеша и сделал движение к ней. — Напрасно вы обижаетесь. Что же я, не понимал, кто вы сами из себя? Понимал. Это вы здесь никого не знаете и около мужского барака даже никогда не были, а мы вас знаем. Вы от всех других сильно отличаетесь… Землячка вы моя, — грустно и ласково закончил он.
— Так зачем же писали эту записку? Зачем угрожали мне?
Он помолчал, потом неохотно ответил:
— Не я писал. Это Мишанька писал. Говорит: пусть придет в сушилку, а я дежурняку шепну… Ну, это чтобы вас здесь со мной застали…
— Ох и гад же он ползучий! — раздался голос Маши. — Ну да получит он свое!
— Кто это? — оторопело воскликнул Алеша.
— Ты не ктокай! — грубо отозвалась Маша. — Скажи лучше по-хорошему — зачем на подлость пошел? Тебе-то какая выгода?
Марине стало жаль своего земляка. Ей казалось, что его втянули в какое-то грязное дело, и, может быть, помимо его воли и желания.
— Это — Маша, моя помощница, — сказала она. — Не бойтесь.
— А я и не боюсь, — ответил он. — Я просто думал — тут никого нет.
— Правда, Алеша, — как можно мягче сказала Марина, — зачем вы послушались этого Мишаньку? Ведь могли бы и отказаться.
Он молчал.
— Что воды в рот набрал? Сумел делать — сумей отвечать, — опять вмешалась Маша.
— Отвечу… — мрачно сказал он. — Набью ему морду, а потом и отвечу…
— Но все-таки, — настойчиво повторила Марина, — зачем вам это все было нужно?
— В карты мы с ним играли… Ну, и проиграл я…
— Эх ты, птичка-синичка! — вздохнула Маша. — С кем связался в карты играть, дурак! Обоим вам надо было бы морду набить, чтобы запомнили, что такое туз пик. А тебе — особенно.
— Ты, девушка, поосторожнее, — глухо проговорил Алеша. — Моя морда еще бита не была. А что дурак, — спокойнее произнес он, — то уж точно — дурак.
— Знала бы я, что Алешка Медведев в Леху Птенчика превратился, — ох и разыграла бы я тебя. Всю бы жизнь помнил, — сказала Маша.
— А вы, значит, меня знаете? — оживился Алеша, обращаясь к Маше.
Она хмыкнула:
— Еще бы не знать! Вас тут всего-то штук пятнадцать. Наперечет знаем…
— Что же это вы мужчин на штуки считаете? — обиделся Алеша.
— А на что вас считать? Да и какие вы здесь мужчины? Так, одна лишь видимость. Убрал бы вас отсюда капитан — воздух бы очистил…
— Что это вы так на нашего брата? Неужто никакой с нас пользы здесь нет?
— Польза! Мы и без вас справимся — к сапогу подметку и я присобачу, а уж на повале сто очков вперед любому дам. На фронт вас всех надо: гранату в руки — и давай бей фрицев!
— Да что ты, Маша, к нему придираешься? Разве он не рад был бы на фронт пойти? Не обращайте на нее внимания, Алеша, она просто так, не со зла…
Алеша вздохнул:
— Понимаю… Какое может быть зло? Правильно она говорит — нам бы на фронт. Я вот слышал, — вдруг оживился он, — говорили тут ребята, будто берут нашего брата на фронт, у кого статья легкая и вообще поведение хорошее. Надо, говорят, заявление начальнику писать, что, мол, желаю искупить свою вину…
— Тебя, Птенчик, на фронт не возьмут — у тебя поведение плохое, — насмешливо сказала Маша. — В карты играешь, девушкам любовные записочки подкидываешь.
— Вы все смеетесь, — печально произнес Алеша, — а мне и без того хоть в петлю лезь…
— Поживешь еще, какие твои годы! Ну, однако, пора и расходиться. Познакомились, потолковали — и ладно. А ты вот что, Птенчик, скажи своему партнеру по картишкам, что, если еще полезет к ней, пусть на себя пеняет. Передай, что Маша Соловей ему пламенный привет прислала… Он там нахватался верхушек среди блатных, так, может, поймет с полслова. А сам ты наперед думай, прежде чем за карты хвататься. Это ты еще дешево отделался… А ведь мог и что другое проиграть…
Алеша ничего не ответил, только тяжело вздохнул.
— Как теперь перед ним отчитываться будешь? Ведь не прошел у него номер с дежурной? Поумнее его нашлись. Скажи ему, что не только Маша Соловей, а сам комендант Свистунов Иван Васильевич шлет привет да советует, чтобы он потихоньку свои вещички собирал. Так и передай. Попадет на мужской лагпункт, там ему блатари напомнят, как свободу любить. Пошли, бригадир! А ты подожди немного, потом пойдешь. Мужчина!..
Марина протянула руку Алеше:
— Ну, до свиданья… Я на вас не обижаюсь. Только Маша вам правду сказала: не связывайтесь больше с этим Мишанькой.
— Я ему морду набью, — упрямо проговорил Алеша и неловко пожал жесткими пальцами руку Марине.
— Ну и насидишься в кондее. Какой герой, тоже мне! Морду набить — это и она вот не хуже тебя умеет. А с блатными не связывайся. Не к чему тебе это. Понял? — В голосе Маши прозвучали доброжелательные нотки, и, кажется, именно это особенно подействовало на Алешу.
— Эх, да как же все неладно получилось! — с отчаянием воскликнул он. — Обождите, девчата! Вы хоть, может, и не поверите мне, но, ей-богу, ничего у меня дурного в голове не было! Я потому и пошел, чтоб с землячкой поговорить, про Москву спросить! Вы приходите в сапожку, я вам хоть какие тапочки сошью, чтоб на память…
Маша рассмеялась:
— Вот это дело! Ладно, придем, не расстраивайся. Бывай здоров, Птенчик!
По дороге в барак Маша некоторое время молчала.
— Ду-урак! — произнесла она наконец. — Вот осел-то царя небесного! Просто злость берет! Куда, болван, полез? «В карты проиграл…» — передразнила она Алешу. — Тьфу, птичка недоделанная! Я еще утром узнала, что это он тебя приглашает, только не думала, что ниточка от Мишки-парикмахера тянется. Лешку я знаю. Тихий парень, работящий… Удивилась я, как это он вдруг тебе в любви надумал объясниться? Однако решила посмотреть, в чем тут дело? Эх, знать бы раньше, что это все по Мишкиной натырке, не то бы я придумала. Мы бы с комендантом самого Мишаньку сюда вытянули.
— Да разве он знает? — Марина даже приостановилась.
— Комендант? Факт, знает. А не знал бы, так нас бы здесь дежурная прихватила. Ведь Мишанька уже дал знать о свиданке. Ну да ничто — для него уже семафор открыт. Комендант на него давно зуб точит.
На крыльце они задержались, а Маша, видимо совсем не так враждебно и насмешливо настроенная к Алешке, как это могло показаться в сушилке, все не могла успокоиться.
— Дешево он еще отделался. Был бы Мишка-парикмахер настоящий ворюга — пришлось бы Птенчику нашему в карцере чирикать, а то и на центральный штраф-изолятор загремел. Знаешь, как жулье таких, как он, обштопывает в карты? Втравят в игру, чтобы до азарта человек дошел, а потом спустят с него все до кальсон. Оставят в чем мать родила, а после начнут «на интерес» жарить. Влипает человек в такое, что… — она запнулась. — Рассказывать не хочется… Правда, теперь это редко бывает. Повывели.
Она посмотрела вверх:
— Эх, взгляни, бригадир, небо-то какое!
— Ты мне расскажи, как это «на интерес» играют.
— Не буду рассказывать. Не хочу. Смотри лучше на небо. — Маша заставила Марину тоже
