приостановился и поднял вверх указательный палец:
— Сходится!
Тот вежливо в ответ улыбнулся и, чуть подождав, сообщил другому полицейскому:
— Старик-то наш — плохой уже сделался.
— Да, — сочувственно вздохнул второй, — такие безнадежные дела в конце карьеры. Жалко его.
Блейк торопливо набрал номер телефона.
Его выслушали и пересоединили с барменом.
— Можете спокойно поговорить со мной пять минут?
— Да, сэр, — прозвучало на том конце, — я только что заступил, и в баре пока пусто.
— Прекрасно. Постарайтесь, пожалуйста, вспомнить, сколько раз в тот вечер Стаут заправлялся у вас выпивкой.
— Секунду, сэр… — лейтенант услышал, как, не отрывая трубку от губ, бармен что-то шепчет. — Не менее четырех раз, сэр, — наконец прозвучал его голос.
— А что именно он пил?
— Если не ошибаюсь, каждый раз — «Скотч».
— Ничего слабого? Я имею в виду — вино, коктейли…
— Наверняка нет, сэр, это не его профиль.
— Какой была его обычная порция «Скотча», если перевести в миллилитры?
— Хм, пятьдесят. Иногда он мог попросить побольше.
— Значит, всего он выпил не менее двухсот миллилитров?
— Именно, сэр. Я сейчас как раз прохожу с внуком арифметику.
— Сошлось, — пробормотал Блейк.
— Простите, я вас не понял.
— Ничего, это так. Вы мне говорили, что Стаут последний раз забежал выпить почти в одиннадцать.
— Да, уже начался фейерверк, когда он уходил.
— Он разговаривал с вами? Что он сказал, просто заказал выпивку?
— Просто заказал. Нет… Быстро очень подошел, торопился, ведь наступала вечерняя кульминация. Показал рукой на бутылку. Я поскорее налил, нельзя же в таких случаях задерживать или соваться с разговорами.
— Фу… я сделаю крошечную паузу. — И хотя в кабинете совсем не было жарко, Блейк протянул руку и включил вентилятор. — Слушаете меня?
— Конечно, сэр.
— Стаут пил крепкие напитки, так?
— Вы правильно запомнили, сэр. Я всегда говорю своему внуку: половина ума — это хорошая память.
— Благодарю вас. Тогда напрягите изо всех сил эту половину. За пять дней до своей гибели Стаут испортил свой вечерний костюм пролитым на него вином. Вином, а не «Скотчем»! Значит кто-то другой это вино на него пролил. Кто?
— Не могу припомнить, сэр. Когда, говорите это было?
— Скорее всего, за пять дней до бала.
— Теперь понял, сэр. Это был мой выходной, и работал сменщик.
— Как мне с ним связаться?
— Если не возражаете, я сам попробую прозвониться к нему в ближайшее время и задам этот вопрос.
— Очень вам благодарен.
Лейтенант, обдуваемый приятными струйками вентилятора, полуприкрыл глаза.
Осталось лишь немного подождать, и он раскроет до конца оба убийства.
Расследовать их в минимальные сроки, при том, что и ниточек, за которые следовало тянуть, не было видно, это же мечта любого сыщика.
Достойное окончание его честной и очень длинной профессиональной карьеры.
А шуму будет! И в прессе, и по телевидению…
Отличная работа для послужного списка.
Да, только вот сам этот список уже у предельной черты.
А почему у предельной? Сил и здоровья пока достаточно.
Блейк вдруг резко изменил положение в кресле и выключил вентилятор.
Он всегда почти с ужасом гнал от себя мысль о том, что будет делать после выхода на пенсию. Вот в первый, начинающийся уже не для него рабочий день. А в голову сейчас вдруг пришла совсем простая мысль — частная детективная практика.
Тут нет возрастных ограничений.
Конечно, потребуется психологическая перестройка. Привычка действовать под очень удобным государственным зонтиком избаловала его. Но разве лучше цепляться за свой стереотип и — жить теперь только памятью?
Кто-то из восточных мудрецов сказал: «Судьбу совсем не трудно изменить, для этого просто не нужно ее бояться».
А чего или кого ему бояться?
Тем более, реклама в средствах массовой информации обеспечена теперь на весь город.
Счет личный в банке, при скромной жизни, накоплен не маленький. Да и кредит получить проблем не составит.
Решено! И вон из головы дурацкие мысли о каком-то бунгало у озера. Завтра он все закончит и будет слушать аккорды своей победной музыки!
Дверь в его кабинет как-то необычно медленно открылась и так же медленно в нее не вошел, а вплыл Макс. Что называется, «без выражения на лице».
— Прибыл уже?
— И побывал в лаборатории, — глядя поверх головы начальника, произнес тот.
— Ну, убедился? А еще на ресторан спорить хотел.
Макс все с той же опущенной физиономией уселся в кресло.
— Грустно, патрон, нет у меня настоящего сыскного класса. Я бы без вас не догадался.
— Глупости, просто ты привык ко второй роли. Начнешь работать самостоятельно, и быстро научишься связывать многое. — Блейк вдруг привстал и, перегнувшись через стол, хлопнул помощника по плечу так, что у того замоталась голова. — Взбодрись!
— Спасибо, патрон. Думаете, я не безнадежен?
— Послушай, Макс. Главное ведь заключалось в том, что мы полностью отработали твою гипотезу о карточном притоне и деньгах, уведенных тринадцать лет назад у контролировавшей его криминальной структуры.
— Дурацкая идея…
— Совсем не дурацкая. Мы исследовали единственно возможную на тот момент реалистическую версию. То есть версию, так сказать, о людях со стороны. Но они не искали Феликса Риччи и не взяли под контроль его тетку. Хотя такие преступные группировки всегда не задумываясь идут на насилие в отношении людей, у которых может быть ценная для них информация. Второе, что меня смутило с самого начала: за тринадцать лет эта преступная группировка не попала в наше поле зрения. Поверь моему опыту, таких чудес не бывает. Значит, вся эта история касается некоторого закрытого круга людей. Тогда только кто-то из них и мог привезти Риччи в тот лес у озера. Осталось только соединить. Во-первых, странную запасную маску Стаута, закрывавшую не только лицо, а, заметь, всю голову. Ты же сам после телефонных опросов членов клуба сказал: «Стаута в волчьей маске узнали очень многие. Такое впечатление, что он там нарочно светился».
— Чтобы в другой маске проскочить на тот берег и убить Риччи?
