Внезапно откуда-то издалека до нас донесся пронзительный, душераздирающий вопль и глухое рычание слинов.
– С ним все кончено, – подвел итог Камчак.
Он повернулся в направлении, откуда донесся крик. Медленно, словно нехотя, давя ногами обломки скорлупы, он двинулся к выходу из зала. У распростертого тела Толнуса, убара паравачей, он на мгновение остановился.
– Очень жаль, – с презрением бросил Камчак. – Я бы предпочел швырнуть его под копыта мчащихся босков!
После этого, не говоря больше ни слова, он повел нас, следующих за ним, прочь из зала по коридорам туда, откуда доносился разочарованный вой слинов.
Мы вошли в помещение, где находился Желтый Бассейн. У края мраморной облицовки, дрожа от бессильной ярости, вскинув головы и оглашая все вокруг пронзительными воплями хищников, упустивших добычу, застыли оба охотничьих слина, не спускающие глаз с карикатурной фигуры тарианского торговца, рыдающего, захлебывающегося и отчаянно пытающегося дотянуться до лиан, свисающих с куполообразного потолка футах в двадцати над его головой.
Он, очевидно, изо всех сил пытался сдвинуться с места, но, плотно обнимаемый густой и пузырящейся желтой жидкостью, не мог сделать и шага. Его коротенькие, пухлые ручки с накрашенными ногтями отчаянно, но совершенно безрезультатно молотили по поверхности жидкого чудовища. Лицо и лоб торговца были обильно покрыты потом. Его тело густо облепливали белые блестящие пузырьки воздуха, двигающиеся вокруг него столь упорядочение, что это означало сознательное поведение Желтого Бассейна. Там, где пузырьки касались тела Сафрара, одежда на нем разъедалась и кожа становилась матово-белой: очевидно, кислота медленно проникала в поры тела и на глазах переваривала беззащитную человеческую плоть.
Сафрар ещё на шаг приблизился к центру бассейна, и жидкость поднялась ему до уровня груди.
– Опустите лианы! – взмолился торговец.
Никто не сдвинулся с места.
Сафрар запрокинул голову и пронзительно, как слин, завыл от боли. Словно сумасшедший, он принялся раздирать на себе кожу. Потом он протянул руки к Камчаку.
– Пожалуйста! – закричал он.
– Вспомни Катайтачака, – ответил ему предводитель тачаков.
Сафрар, агонизируя, испустил вопль отчаяния и снова двинулся к центру бассейна. При этом я заметил, как белые люминесцирующие пузырьки воздуха, густо облепившие в глубине ноги торговца, словно общим усилием толкают его все ближе к гибели.
Сафрар ещё отчаяннее заработал руками, пытаясь оттолкнуться от затягивающей его тестообразной массы, воспрепятствовать ей захлестнуть становящееся все более беспомощным тело. Глаза его вылезали из орбит, а в провале застывшего в беззвучном крике рта тускло мерцали два золотых уже израсходовавших свой яд зуба.
– Это яйцо, – сообщил ему Камчак, – было яйцом обыкновенного тарлариона. Оно действительно не имело никакой ценности.
Жидкость уже доходила Сафрару до подбородка, и ему приходилось высоко запрокидывать голову, чтобы держать нос и рот над поверхностью. Лицо его было искажено от ужаса и боли.
– Пожалуйста! – успел в последний раз крикнуть он, прежде чем густая жидкость хлынула и залила ему рот.
– Вспомни Катайтачака, – бросил ему на прощание Камчак, и оплетающие ноги торговца нитеподобные волокна и белые пузырьки ещё настойчивее потянули тело Сафрара вниз, в глубину.
На поверхность, уже очевидно из легких Сафрара, вырвались пузырьки воздуха. Теперь только руки торговца с растопыренными пальцами ещё продолжали мелькать над поверхностью жидкости, словно пытаясь в последнем предсмертном отчаянном усилии ухватиться за недосягаемые лианы, но скоро и руки исчезли под водой.
Долгое время мы стояли без движения, пораженные случившимся, пока белые кости не начали медленно выталкиваться на поверхность и двигаться к краю бассейна, где два раба Сафрара извлекали их сачком и складывали.
– Принесите факел, – приказал Камчак.
Он задумчиво всмотрелся в глубины Желтого Бассейна.
– Этот Сафрар из Тарии давно познакомился с Катайтачаком и приучил его к листьям канды, – печально сказал Камчак. – Таким образом, он дважды убил моего отца.
Принесли факел, и в бассейне усилилось испарение, а белые пузырьки воздуха начали стремительно собираться на середине. Желтизна жидкости стала меркнуть, а в глубине началось быстрое кружение фосфоресцирующей массы.
Камчак размахнулся и бросил факел в самый центр Бассейна.
И тут словно огненный смерч пронесся над Бассейном; языки пламени взметнулись под самый потолок, и мы вынуждены были отступить к стенам помещения и закрыть лицо руками. Бассейн застонал, как живое существо, взорвался клубами пара и сжался, пытаясь спрятаться от пламени внутрь прочной, как скорлупа, оболочки, которой мгновенно покрылась его поверхность, но языки огня потянулись за отступающей жидкостью в глубину Бассейна, пылающего, как тарларионовое масло.
Больше часа бушевало и неистовствовало пламя.
Бассейн почернел, и мраморные стенки его растрескались от жара. Теперь он был совсем пуст, если не считать затвердевшей, как стекло, массы, от которой исходил удушливый зловонный запах, да обломков мраморной кладки стен, обрушившейся по его краям.
В одном месте мы заметили вплавленные в стекловидную массу превратившиеся в бесформенные
