тело рыдания.
Я тоже почувствовал невольную дрожь.
Мне показалось, Кернус просчитался.
Я увидел, как Хул вперевалку подошел к Суре и, едва дотянувшись, положил свои узловатые руки ей на плечи.
Некоторые из сидящих за столами рассмеялись. Сура не отвернулась от приблизившегося к ней нелепого, страшного в своей уродливости лица. И тут, ко всеобщему изумлению, Хул, этот убогий, бесформенный карлик и полоумный дурачок, с нежностью, которой от него никто не мог ожидать, коснулся губами лба Суры. Глаза женщины были мокрыми от слез, плечи её вздрагивали, но какая-то светлая улыбка озарила её заплаканное лицо, и она низко опустила голову.
– Что происходит? – удивился Кернус.
Но Хул уже, издавая дикие звуки, снова заковылял на своих кривых ногах по всему залу и даже погнался за обнаженной рабыней, одной из тех, что прислуживала за столами. Та вскрикнула и ускользнула от него, а Хул, добежав до середины зала, завертелся на одном месте, пока у него не закружилась голова и он, жалобно хныкая, не упал на пол.
Скорлиус из Ара потерял терпение.
– Давайте начнем игру, – сказал он.
– Иди играть, дурачок! – крикнул Кернус Хулу.
Тот мигом уселся за стол.
– Играть! Играть! – заверещал он. – Хул играет!
Он схватил фигуру и неловко ткнул её на середину доски.
– Сейчас не твой ход! – рявкнул на него Кернус. – Первыми ходят желтые!
Скорлиус раздраженно, с едва сдерживаемой яростью и презрением снял с доски своего наездника.
Хул поднял красную фигуру и принялся внимательно её разглядывать.
– Какая хорошая деревяшечка! – забормотал он.
– Да знает ли этот идиот хотя бы, как ходят фигуры? – уныло поинтересовался Скорлиус.
За столами послышался смех.
– Хорошая деревяшечка! – пропел Хул и вверх ногами поставил фигуру на пересечение сразу четырех клеток.
– Нет, – раздраженно заметил ему Филемон, – не так!
Однако внимание Хула уже было приковано к лежащей на столе засахаренной пастиле, которую он пожирал глазами не в силах отвести от неё взгляд.
Я с радостью заметил, что Скорлиус из Ара, взглянув на доску, внимательно и как-то оценивающе посмотрел на Хула. Затем он пожал плечами и сделал свой следующий ход.
– Тебе ходить, – подтолкнул Хула Филемон.
И тот, не глядя на доску, своими кривыми пальцами передвинул одну из фигур, насколько я полагаю, писца убара.
– Хул есть хочет, – захныкал он.
Один из охранников бросил ему пастилу, на которую тот смотрел с таким вожделением, и Хул, взвизгнув от радости, поймал сладость и, усевшись на подлокотник кресла Кернуса, принялся с жадностью запихивать её в рот.
Я посмотрел на Суру. Ее глаза сияли. Она взглянула на меня, улыбаясь сквозь слезы. Я кивнул ей в ответ.
Она бросила взгляд на остатки куклы, валявшейся у её ног, потом подняла голову и засмеялась.
У неё был сын. Тот, что сидел сейчас перед Хулом, этим безмозглым карликом, и звали его, конечно, Скорлиус из Ара. Он был зачат много лет назад, на праздновании Кейджералии. Поэтому и я узнал парня, хотя никогда не видел его раньше. Черты его были такими же, как у Суры, хотя, конечно, мужскими. Хромота Скорлиуса была, вероятно, наследием его несчастного отца, но парень был удивительно хорош собой и, что не вызывало ни малейшего сомнения, обладал высочайшим интеллектом. Это был тот самый блестящий, неповторимый Скорлиус, молодой, не знавший поражения гроссмейстер, живая легенда для всех поклонников игры.
Я смотрел на Суру со слезами на глазах, я был счастлив за нее.
Хул поцеловал её. Он все знал. Так мог ли он быть тем дурачком, каким хотел казаться? И Скорлиус из Ара, непревзойденный, прирожденный игрок, мастер, был сыном этих двоих. Сила Суры, её поразительная, интуитивная хватка в игре передалась сыну, и я подумал, что, вероятно, и Хул-дурачок, будучи отцом парня столь блестящих дарований, человек, знающий в игре толк. Я бросил взгляд на слепого игрока Квалиуса: он улыбался.
После второго хода Хула Скорлиус долго смотрел на доску, а затем на дурачка, жадно поглощавшего пирожное.
Кернус начал проявлять нетерпение. Филемон предложил Скорлиусу выигрышную комбинацию.
– Нет, это просто невозможно, – пробормотал Скорлиус, обращаясь скорее к себе самому. Снова пожав плечами, он сделал третий ход.
Хул, самозабвенно двигая челюстями, продолжал расправляться с пирожным.
