– Да, хозяин.
Меня била дрожь. Все это уже было, тогда, во сне! Нет, не верю, что сон вещий. Скорее всего, непонятно каким образом всплыло воспоминание о некоем ритуале, в котором мне уже доводилось участвовать.
Я отдернула голову, боясь прижаться губами к плетке.
Кажется, мужчина озадачен. Но, словно так велит его долг, сердито ткнул плетку к моим губам. Перечить? Еще чего! Обмотанные вокруг рукоятки кожаные плети больно впивались в губы. На языке – вкус крови. От прижатой наискось ко рту тяжелой плетки больно зубам.
– Целуй плеть, рабыня!
Я целую плеть. Молчание.
– Кто приказывает мне? – спрашиваю я. Тот, кто сочинил весь этот ритуал – кто бы он ни был, – безусловно, достоин уважения. Мой вопрос – из тех, каких рабыни, как правило, не задают. Слишком дерзок. Захочет хозяин – скажет девушке, кто отдает ей приказы, не захочет – не скажет. Она должна знать одно: она – рабыня. Ее дело – повиноваться. Но неуместным вопрос не кажется. Стороннему наблюдателю он даст понять: рабский ошейник для девушки внове, она еще не успела уразуметь, что за такие вопросы полагается плетка. Еще одна тонкость: в вопросе не было обращения «хозяин».
Тучный перевел глаза на двух стоящих рядом помощников в шлемах. Те переглянулись.
Меня опознали по непривычному вопросу. Утвердятся ли они в своем мнении, будет зависеть от следующих фраз.
– Тебе приказывает Белизариус, рабыня, – ответил он. Бе-лизариус. Настоящее это имя или вымышленное, для контактов?
Во всяком случае, несомненно одно: это и есть контакт. Это и есть та самая таинственная личность, с которой меня должны были связать, тот, кому я должна передать некие сведения.
Но я же ничего не знаю! Меня сверлил взгляд крошечных, утопающих в жирных складках глазок.
– Каков приказ Белизариуса, хозяина рабыни? – Я едва слышала собственный голос.
– Он прост.
– Да, хозяин.
– Нанижи бусы, рабыня.
– Да, хозяин.
Странное чувство нахлынуло на меня. Я сознаю, что делаю, безусловно, сознаю. И все же ощущение предопределенности не отступало.
Снова все – почти как в том сне.
Я потянулась к разложенным на столике нитям, к чашкам с бусинками.
Не знаю, почему первой я нанизала желтую. Но это так. Потом – голубую, красную и снова желтую. Я нанизывала бусы.
Завязав узелком конец нити, я протянула ее Белизариусу. Один из мужчин, бережно взяв нитку, положил ее на помост перед Белизариусом.
Я тряхнула головой. Удивительно: как только бусы были нанизаны, ко мне словно вернулось сознание. Свое предназначение – в чем бы ни состояла его суть – я выполнила. И словно очнулась ото сна.
Белизариус внимательно рассматривал лежащие перед ним бусы. Заполняя нить, я не однажды повторила порядок расположения цветов. Как и у большинства рабских бус, нитка длинная, можно дважды свободно обернуть вокруг шеи. На вид нанизанные мною бусы ничем не отличались от тысяч украшающих шеи рабынь бус.
Разглядывал бусы Белизариус недолго. Внезапно, стукнув по помосту огромным своим кулаком, он радостно вскричал: «Наконец-то! Наконец!»
Стоящие вокруг мужчины и не подумали спросить, что же за известие разглядел он в бусинках. Не стал пускаться в объяснения и Белизариус.
Вдруг к моему горлу скользнул нож.
– Убьем ее? – спросил стоящий за спиной мужчина.
– Нет, – ответил Белизариус. – Послание получено.
– А что, если попадет во вражеские руки?
– Не важно. – Белизариус взглянул на меня. – Нанижи бусы, рабыня!
Задрожав, я вдруг поняла – не могу. Не помню порядок.
– Не могу, хозяин, – пролепетала я. – Не убивай меня!
– Даже если и могла бы, – пояснил Белизариус, – послание им не разгадать. Да если бы и разгадали, не поняли бы смысла. – Он рассмеялся. – А если и поймут – будет слишком поздно. Враги уже ничего не успеют предпринять. Поймут только, что надвигается опасность.
Нож убрали. Я едва не упала без чувств на гладкие плиты.
– Кроме того, – Белизариус разглядывал меня, – леди Элайза хочет, чтобы эта штучка осталась у нее рабыней-служанкой.
– Держу пари, – вставил один из мужчин, – леди Элайза и сама в ошейнике голая неплохо бы смотрелась.
