– Хозяин поступит так, как ему будет угодно, – проронила я.
Недоволен – слишком уж упоенно отдалась я воину. Но что я могла с собой поделать?
– Рабыня, – бросил он чуть позже, встав надо мной.
– Да, хозяин, – пристыжено глядя на него снизу вверх, отвечала я. – Я рабыня.
Он отвернулся и раздраженно зашагал прочь. Подозвал Марлу. Она поспешила к нему – утолить его желания. Будем объективны: она красивее меня. Огромные темные глаза, тонкое лицо, дивная фигура. К тому же прирожденная рабыня. И все-таки, мне кажется, заставить хозяина забыть меня ей так и не удалось. Конечно, я боялась ее. Серьезная соперница. Я бесилась, я исходила ненавистью. Да и она ко мне особой привязанности не питала. Какие имена для меня выдумала: «дурочка», «нескладеха»! Так до сих пор и нет у меня имени. Но пусть сейчас, похоже, хозяин очень увлечен Марлой, пусть она, без сомнения, его любимая рабыня, все же мгновений нашей близости, того безмолвного, в словах не нуждающегося понимания, что возникало временами между мной и обладающим мной мужчиной, из его памяти ей не стереть. Как разозлило его наслаждение, что испытала я в объятиях его воина! Я всего лишь рабыня и над собой не властна. И все же он злился. Сам велел ему взять меня. И все же злился. И это увлечение Марлой – такое внезапное, какое-то слишком уж чрезмерное – будто силится показать мне свое безразличие. Я улыбнулась себе. А что, если просто ревнует? Что, если с помощью прелестной Марлы пытается выкинуть меня из головы? Конечно, она красивее, но в таких тонких материях, случается, все становится с ног на голову. Словно фрагменты головоломки, вдруг, как по волшебству, совпадут человеческие души и нежданно-негаданно сложатся в чарующий, неразличимый в разрозненных осколках узор. При всем своем очаровании Марла – не я. Вот и все. Так просто. Она – не я. Я, а не она, единственная. Я знаю – ему судьбой назначено быть моим Хозяином. А его, наверно, все больше пугает мысль, что именно мне назначено судьбой быть его Рабыней. Л он не желает, чтобы мысли обо мне занимали его больше, чем мысли о других девушках. И все же я почти уверена – хочет он того или нет, я становлюсь для него чем-то большим, чем просто еще одна соблазнительная бабенка с его цепью на запястье.
Стоя у мехов, он стащил с себя тунику.
– Сними та-тиру, – это мне. Я села, отстегнула крючки, через голову стянула лохмотья и отбросила в сторону. Он лег рядом. Укрыл нас обоих мехами.
Где-то – далеко-далеко, там, где у факела очерчен круг, там, где, не щадя пойманных красавиц, деревенские парни тешились своей добычей, – слышались крики.
А меня обнимал хозяин. Я застонала от наслаждения.
В темноте я почувствовала на себе его взгляд.
– Ты отдашь меня деревенским? – предчувствуя недоброе, спросила я.
Не хотелось, чтоб связали, чтоб тащили к факелу. Я ускользнула от них – взбесятся не на шутку. Даже не представляю, что со мной сделают.
– Нет, – ответил он в темноте.
– Значит, – теперь дышалось свободнее, – я от них убежала.
– Но не убежала от меня.
– Нет, хозяин, – я прижалась к нему крепче, – от тебя не убежала.
– Ловкая ты, – заметил он. – И храбрая. Спрятаться в мехах собственного хозяина, никого не спросив, – тут смелость нужна. За такую смелость рабынь нещадно бьют.
– Да, хозяин.
– Но я ценю смелость в рабынях. Смелая девушка изобретет такие чудеса, доставит хозяину такое наслаждение, о каком робкая и помыслить не смеет.
– Да, хозяин, – испуганно прошептала я.
– И то, как ты скрылась от них, как выбрала себе убежище, тоже говорит о недюжинном уме.
– Спасибо, хозяин.
Он взял в ладони мою голову.
– Ты очень умная, – сказал он. И добавил: – Для женщины, для рабыни.
– Спасибо, хозяин.
Вот животное! И все же я чувствовала, что он куда умнее меня – как и большинство горианских мужчин, с которыми довелось мне столкнуться. Горианские мужчины невероятно сильны, могучи и умны. Иногда это злит. Иногда нравится.
А горианские женщины, сколько я их встречала – и рабынь и свободных, – в большинстве своем не показались мне умнее меня. Судя по всему, в среднем их умственные способности гораздо ближе к интеллекту женщин Земли, чем у мужчин. Из всех рабынь моего хозяина умнее меня мне показалась только Этта.
– Мне нравятся умные рабыни, – снова заговорил он.
– Спасибо, хозяин.
И тут, вцепившись в него, я вскрикнула, губы мои приоткрылись – он коснулся меня.
– Взвилась, как самка зверя, – подивился он. Я прикусила губу.
– Это потому, что ты умная. Ты, наверно, этого не знала. Ведь ты с Земли.
Я задыхалась, не могла вымолвить ни слова – такую бурк] чувств вызвало его прикосновение.
– Умное тело, – объяснял он, – гораздо возбудимее. То, что ты такая умная, делает тебя рабыней до мозга костей.
Я вцепилась в него мертвой хваткой.
