— Слушаюсь, господин, — сказала Пегги.
— У тебя это хорошо получается.
— Тасдрон научил меня этому, — призналась она с дрожью в голосе.
Я улыбнулся, представляя себе процесс обучения. Если у Пегги что-то не получалось, она трепетала, ибо знала: господин волен не только выпороть ее, но и скормить голодному слину. В таких условиях девушки учатся быстро и старательно.
Я хмыкнул.
— Доволен ли господин? — спросила рабыня.
— Вполне, — сказал я.
— Пегги счастлива это слышать.
— Заканчивай свое дело, — велел я.
— Слушаюсь, господин.
Ее голова покоилась на моем бедре, а моя рука сначала блуждала в ее волосах, а потом, спустившись на шею, нащупала тонкий стальной ошейник.
Пегги коснулась губами моего бедра, и я ощутил тепло ее дыхания, горячее прикосновение губ и языка. Она страстно поцеловала мою плоть и снова вытянулась рядом со мной, сказав при этом:
— Я сумела убедить тебя в своей рабской сущности.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— Ты владел и повелевал мною так естественно, небрежно и бездумно, как если бы на моем месте оказалась любая местная уроженка в ошейнике. Это позволило мне понять, что ты позабыл о моем земном происхождении и стал относиться ко мне только как к рабыне.
— Понятно.
— Теперь ты видишь, что я точно такая же, как и все прочие рабыни, обязанные повиноваться, ублажать и доставлять удовольствие.
— А сама ты довольна?
— Да, господин, довольна и счастлива, как была бы довольна и счастлива любая женщина, оказавшись во власти такого мужчины, как ты.
— Мне пора уходить, — сказал я.
Пегги испуганно подняла голову.
— Помедли, господин. Позволь мне еще раз ублажить тебя!
— Да ты, я смотрю, рабыня с желаниями, — усмехнулся я.
— Здесь, на Горе, я усвоила, что мое подлинное желание — служить мужчинам. И это, в свою очередь, разжигает желание в них.
— В твоем лоне пылает жар рабыни, не так ли?
— Да, господин, истинное пламя настоящей рабыни. Не стану притворяться, будто это не так.
— Бесстыдница…
— Да, господин.
— Для кого полыхает твой жар в данный момент?
— Для тебя, господин, — прошептала Пегги.
Я заколебался.
— Будь милостив, господин, — умоляюще произнесла рабыня. — Снизойди до меня.
Я подмял ее под себя и овладел ею так, как будто бы насиловал.
При этом Пегги кричала от наслаждения, хотя я был нарочито груб и бесцеремонен. Насытившись, я отшвырнул ее в сторону и надел тунику. Наслаждаться рабынями, конечно, приятно, но меня ждали и другие занятия, не столь восхитительные. Мне предстояло отправиться на верфи в поисках работы.
— Господин. — окликнула меня Пегги.
Я обернулся.
— Для тебя важно, что я, девушка с Земли, стала настоящей рабыней, так ведь?
— Да, важно, — согласился я.
— Мне кажется, это связано с интересом к другой девушке. Тоже с Земли. Я права?
— Может быть, — сказал я.
— Она рабыня?
— Уже нет. Я освободил ее.
— Жаль.
Я пожал плечами.
— Есть у нее Домашний камень? — поинтересовалась Пегги.
— Нет.
— Так возьми и обрати ее в рабство!
— Она не такая, как ты, — сказал я.
— Хорошенькая?
— Даже очень.
— Тогда она не так уж отличается от меня, — сказала рабыня. — Я ее видела?
— Давно. Она была со мной в том ресторане.
— Ах, эта! — рассмеялась девушка.
— Да, она, — подтвердил я.
— И вправду хорошенькая. Она теперь здесь, на Горе?
— Да.
— Свободна?
— Да, свободна.
— Мне это не нравится. Почему я рабыня, а она свободна?
— Будь она здесь, тебе пришлось бы пасть перед ней на колени и повиноваться ей.
Девушка в ошейнике содрогнулась.
— Мы, рабыни, боимся свободных женщин, — призналась она. — И в этом нет ничего удивительного. Свободные женщины завидуют нашим ошейникам, а потому зачастую бывают к нам очень жестоки.
— Как ты думаешь, из нее вышла бы хорошая рабыня? — спросил я.
Девушка улыбнулась.
— Я думаю, господин, из нее получилась бы превосходная рабыня.
— Я буду иметь это в виду.
Пегги быстро опустилась передо мной на колени.
— Заверяю тебя, что она истинная рабыня. Я помню ее. Она из тех, кому необходим ошейник.
— Но ты же ее не знаешь!
— Возможно, господин, это ты по-настоящему ее не знаешь.
Слова невольницы вызвали у меня улыбку.
— Как ты думаешь, поймет одна рабыня другую? — спросила Пегги.
Я рассмеялся.
— Не церемонься с ней, надень на нее ошейник, брось ее к своим ногам. Вот увидишь, это пойдет ей на пользу.
Я расхохотался еще пуще. Настойчивые советы стоявшей на коленях прелестной рабыни казались мне несуразными. Ясно ведь, что мисс Беверли Хендерсон и рабство — понятия абсолютно взаимоисключающие.
— Заверяю тебя, — продолжила Пегги, откинувшись на пятки, — она истинная, прирожденная рабыня, причем рабское начало в ней даже сильнее, чем во мне.
— Следи за своим языком, девка! Как бы его тебе не урезали! — рявкнул я.
Пегги задрожала и, опустив голову, пролепетала:
— Прости меня, господин.
— Она не имеет с тобой ничего общего, — рычал я. — Ты всего лишь жалкая, низкая, ничтожная рабыня!
— Речь не обо мне, а о ней. Ты желаешь, чтобы она следовала своей природе или подстраивалась под искусственный образ женщины, выработанный на другой планете?
