— Ко мне, милашка! — приказал пират.
Женщина, дрожа от страха, приблизилась к нему.
Я едва не рванулся ей на выручку. Но двое ближайших соседей повисли у меня на плечах и не пустили.
Острием меча пират разрезал ее одежду, и она в свете разбойничьих факелов предстала перед всеми нагой.
— Ложись! — приказал громила.
Женщина заколебалась, затравленно озираясь по сторонам.
— Делай, что сказано, если не хочешь, чтобы я вспорол твое брюхо так же, как вспорол тряпье! — проревел головорез, уткнув острие меча в ее обнаженный живот. Потом он расхохотался и, оглядев толпу, проорал: — Эй, граждане Виктории! Я только что раздел свободную женщину из вашего паршивого городишки и намерен использовать ее, как мне того захочется. Может быть, кто-то из вас имеет намерение мне помешать?
Двое мужчин продолжали крепко удерживать меня на месте. Никто другой даже не шевельнулся.
— На колени! — приказал пират женщине.
Та повиновалась. Потом он приставил острие меча к самому ее горлу. Медленно, словно в оцепенении, женщина подняла руки к волосам, связала их узлом и, подняв взгляд на разбойника, произнесла:
— Пощади меня, господин! Молю о пощаде!
Некоторое время пират не отводил меча от ее горла, в то время как его взгляд похотливо скользил по обнаженным прелестям соблазнительной пленницы. Потом он рассмеялся и убрал клинок в ножны. От нахлынувшего облегчения она едва не лишилась чувств.
— Встань! — приказал он. — Бегом к ближайшей галере! Умоляй парней на ней, чтобы они привязали тебя к борту.
— Да, господин! — воскликнула женщина и, как подобает получившей приказ рабыне, стремглав бросилась исполнять его.
— В Виктории мы можем делать все, что нам угодно, — заявил пират. — Может, кто-то из вас со мной не согласен? Ну?
Возражений не последовало, и он, снова рассмеявшись, направился к кораблям.
На моих глазах новую рабыню привязали к поручням рядом с остальными.
— По-моему, она хотела, чтобы на нее надели ошейник, — промолвил кто-то.
— Они все этого хотят, — отозвался другой.
Разумеется, мужчины в толпе никогда не встречали такой женщины, как мисс Беверли. Женщины, которая не может быть рабыней! Но что, если на самом деле в глубинах своей души как раз она-то и является истинной прирожденной рабыней?
Если она такова, то сделала из меня большого дурака, ловко притворившись, будто является по натуре свободной женщиной. Как вообще следовало понимать ее постоянное раздражение, продажу Лолы, попытку натравить на меня стражников Порт-Коса и, наконец, ее поведение в таверне Хиброна, поставившее меня в унизительное положение?
Что, если на самом деле по своей природе она рабыня? Могла ли Беверли оказаться прирожденной рабыней? Одна эта мысль едва не заставила меня исторгнуть крик ярости и удовольствия. Если она и вправду рабыня, я выясню это. И тогда, несмотря ни на какие препятствия, Беверли станет моей собственностью.
Я буду для нее суровым господином. Беверли обязана мне очень многим, и если все ее притязания на статус свободной женщины окажутся ложными, она узнает, что такое моя плеть! Да, эта маленькая дерзкая стерва покорится моей безжалостной власти, о чем непременно узнает вся Виктория!
— Утром мы заплатим им дань, — промолвил кто-то в толпе.
— У нас нет выбора, — отвечал другой.
— Не стоило нам все это затевать, — подал голос еще кто-то, — Хотели сэкономить, а нажили крупные неприятности.
— Верно, — поддержали его другие.
Мои глаза слезились от дыма. Набат уже давно смолк, народ тоже в основном безмолвствовал. Зато отлично был слышен шум и треск пламени.
— Нам преподали хороший урок, — сказал кто-то.
— Поликрат владеет Викторией, — подхватил кто-то еще.
— Верно, — согласился другой.
Я повернулся и медленно пошел прочь с пристани, направляясь назад, к таверне Тасдрона.
В голове моей теснилось множество мыслей.
Я видел, как свободную женщину Виктории раздели, проявив к ней не больше снисхождения, чем к клейменой рабыне, и она, нагая, на коленях перед пиратом, собственными руками на глазах у сотен сограждан завязала на своей голове узел покорности. Я был свидетелем трусости, безволия и покорности с одной стороны и беспримерной наглости с другой.
Пираты захватывали женщин, грабили склады, поджигали здания, а граждане Виктории, имевшие огромный численный перевес, сносили все это с безропотностью обреченных. Они предпочли не драться, а откупиться, заплатив дань.
И еще я размышлял о сделанном мною открытии: О том, что я, оказывается, хочу владеть мисс Беверли Хендерсон. Именно владеть, как землянин может владеть парой сапог, свиньей или собакой, а житель Гора — тарном, домашним слином или существом еще более ничтожным и низким. Рабыней.
— Не надо! — крикнул я человеку, который скрючился над мечом, приставив его острие к собственному животу. — Нет!
Прежде чем он успел хоть как-то отреагировать, я прыгнул и ударом ноги выбил у него меч. Клинок, успев все-таки скользнуть вверх и разрезать его тунику, со звоном покатился по темной улочке. Человек упал на колени. Его вырвало, но он потянулся за своим мечом, схватил его снова, шатаясь, поднялся на ноги. В ярости он прорычал:
— Кто ты такой? Зачем ты лезешь не в свое дело?
Самоубийца двинулся на меня, выставив перед собой меч, однако я приметил, что клинок дрожит, и ему даже пришлось взяться за рукоять обеими руками. Острие смотрело прямо на меня, но я не отступил, уверенный в том, что удара не последует.
Так и вышло. Опустив меч, незнакомец попятился, сполз, сотрясаясь от рыданий, по каменной стене и, уже сидя у ее подножия, обхватив голову руками, повторил свой вопрос:
— Кто ты такой? Зачем лезешь не в свое дело?
— Да хоть бы затем, чтобы сказать: если уж тебе приспичило проткнуть кого-нибудь мечом, так неужели ты не можешь найти другое брюхо?
— Дай выпить, — простонал он.
— Неужели дошло до этого? — спросил я. — А как же слава, честь, сталь?
— Мне нужно выпить! — угрюмо повторил человек.
— Я только что вернулся с пристани, — сказал я. — Ты как и все прочие в таверне Тасдрона, не мог не слышать набата.
— Мне нет дела ни до какого набата! И в порту мне делать нечего!
— Однако из таверны ты все-таки ушел, — заметил я. — Хочешь сказать, что направлялся вовсе не в порт?
— Я все равно ничего не мог поделать! — прохрипел он, — Ничего!
— Мутит, да? Гляжу, ты вышел из таверны не в лучшем виде. Но почему-то оказался на улице, ведущей к порту.
— Я упал, — проворчал мужчина. — Я не мог даже идти.
— Не можешь — не надо. А хочешь узнать, что произошло на пристани?
— Какая разница? От меня все равно никакого толку.
