слезинка. Да, это была мисс Прайс!
Ароматный запах горячих лепешек наполнял маленькую прихожую.
— Подождите, я найду кошелек… Как ты вырос, Пол… — приговаривала мисс Прайс. — Поставьте, пожалуйста, вот сюда у часов, мистер Бисселтуайт… Три шиллинга шесть пенсов отнять от десяти шиллингов, будет… Пол, голубчик, не трогай барометр, гвоздь еле держится… Ну-ка, дайте сообразить.
Наконец мистер Бисселтуайт откланялся, и тогда в столовой, где почти всю комнату занимал квадратный стол, так что стулья были притиснуты вплотную к стенам, накрыли стол к чаю. Детей угощали лепешками с джемом и паштетом. А через кружевные занавески можно было разглядеть холм Тинкера, сверкавший золотом в лучах вечернего солнца. Волнение Кэри прошло, она чувствовала себя отдохнувшей и счастливой.
После чая мисс Прайс решила показать детям их комнаты.
Дом был маленький, не очень старый, но и не новый. Ковровая дорожка крепилась к ступеням латунными прутьями, а на самом верху над лестницей висела картина «Вишня в цвету». Комната Кэри была сильно заставлена: на шкафу высились картонные коробки, а за деревянной вешалкой для полотенец был спрятан портновский манекен. И все же комната поражала чистотой; на туалетном столике красовался кувшин с резедой, а на каминной полке — ваза с розами. Комната Чарлза не была так заставлена, в ней царил образцовый порядок. Там стояла железная кровать и покрашенная бежевой краской мебель. Наверное, прежде это была комната прислуги.
— А Полу, боюсь, придется спать на диване в моей спальне, — сказала мисс Прайс. — Я ведь не случайно написала в объявлении «двух детей». — Она поспешно улыбнулась им и нервно взмахнула тонкой рукой. — Конечно, я и подумать тогда не могла, и мечтать не смела, что это окажетесь вы.
— Вы, наверное, удивились? — поинтересовалась Кэри, подходя поближе. Они остановились у кровати Чарлза.
— Еще бы! Видишь ли, я не очень люблю малознакомых людей, но я вынуждена сдавать комнаты.
— Почему? — удивился Пол.
— Жизнь становится все дороже, — неопределенно заметила мисс Прайс. Вдруг она разоткровенничалась. — Это все из-за установки новой раковины в кухне. Нержавеющая сталь — ни единого пятнышка, видели такие? Да еще водопровод… все как-то навалилось… Вообще-то я предпочитаю иметь дело с детьми. Вот я и подумала, что, дав объявление в «Таймс», смогу найти двух хорошо воспитанных ребятишек.
— И вы нашли нас, — заключила Кэри.
— Да, — согласилась мисс Прайс — Я нашла вас. Знай я заранее, — оживилась она, — можно было бы обойтись без объявления. А теперь вы двое лучше распакуйте чемоданы. А где вещи Пола?
— Большая их часть в чемодане Чарлза, — объяснила Кэри. — Мисс Прайс…
— Да?
— А можно нам… можно нам посмотреть другие комнаты?
Мисс Прайс сжала руки и с подозрением взглянула на девочку.
— Ты имеешь в виду кухню и туалет?
— Я имею в виду, — Кэри набрала побольше воздуха, — я имею в виду ваш кабинет.
— Ага, — подхватил Пол, — можно нам поглядеть на чучело крокодила?
Мисс Прайс подняла глаза. Уголки ее рта странно подрагивали, но взгляд оставался строгим.
— Никакого чучела крокодила у меня нет, — заявила она.
— Он хотел сказать — аллигатора, — поправил братишку Чарлз.
— И аллигатора тоже.
От изумления дети на миг потеряли дар речи. Три пары глаз неотрывно смотрели на мисс Прайс, но ее лицо оставалось строгим и непроницаемым.
— А… — пролепетала Кэри.
Мисс Прайс откашлялась. Она нерешительно оглядела детей.
— Пожалуй, будет лучше, если вы сами увидите мой кабинет, — произнесла она каким-то чужим голосом. Мисс Прайс порылась в кармане юбки и извлекла связку ключей. — Пойдемте, — хмуро позвала она.
И вот, спустя два года, дети снова оказались в полутемном коридоре, ведущем в кухню, и вновь мисс Прайс вставила ключ в замочную скважину. Воспоминания охватили девочку, сердце Кэри учащенно забилось, она сжала руки, пытаясь унять дрожь.
Мисс Прайс отступила в сторону.
— Входите, — пригласила она. — Смелее.
Дети прошмыгнули мимо нее и застыли в молчании, уставясь на полки.
— Ну, замечательно, верно? — выпалила мисс Прайс
— Да, — хрипло проговорила Кэри.
Аллигатор исчез, не было и карты созвездий, и тетрадей, и глаз тритона, и коробок с сушеными мышами. А их место заняли бесконечные ряды банок с консервированными фруктами и овощами самых разных расцветок: от желтовато-зеленого крыжовника до темно-малиновой маринованной капусты.
Мисс Прайс провела пальцем по этикеткам:
— Помидоры, яблочное повидло, сливы, ренклод, ежевика — ее хорошо смешивать с черной смородиной, знаете об этом?
— Нет, — призналась Кэри.
— Красная смородина, груша кусочками, эстрагон в маринаде, чатни (сорт острой приправы) из зеленых помидоров… А это что? А, вспомнила — грибной кетчуп, этикетка, видно, отклеилась. — Она поднесла банку к свету. — Что-то он помутнел, — мисс Прайс отставила банку. — Часть банок еще прошлогодние, — поспешно объяснила она. — Красная смородина, шиповниковая настойка… — Мисс Прайс потерла руки. — Ну, — добавила она, словно ожидая похвалы.
— Это… — Кэри запнулась. — Это очень мило.
Пол не сводил с мисс Прайс тревожного взгляда.
— А крокодил куда делся? — напрямик спросил мальчуган.
Мисс Прайс вздохнула.
— Видишь ли, Пол, я…
Кэри поспешила прийти ей на помощь.
— Нельзя же хранить вещи вечно, Пол, — девочка покосилась на полки. — Подумай-ка о пудингах. Представляешь, какие получатся великолепные пудинги!
— Угу, — согласился Пол.
— Видишь ли, Пол, — продолжала мисс Прайс уже спокойнее, — частенько люди увлекутся ненадолго каким-нибудь делом, а потом забросят его. Вот, например, курение. Люди часто бросают курить…
Пол, казалось, был озадачен.
— … или выпивка. Люди часто бросают пить.
Мальчуган еще больше помрачнел. Мисс Прайс ободряюще улыбнулась ему.
— Разве тебе самому не приходилось отказываться от сладкого на время поста?
Пол моргнул.
— Да, но…
— Видишь ли, — резко перебила его сестра, — мисс Прайс решила отказаться от всяких аллигаторов. А теперь пошли. — Она потащила братишку к двери.
— Навсегда? — не унимался мальчик.
Мисс Прайс кивнула:
— На веки вечные.
— А может, только на время поста? — с надеждой переспросил Пол.
Мисс Прайс метнула в его сторону быстрый взгляд, словно ее потрясла внезапная догадка.
— Пост давно кончился, — пробормотала она неуверенно и добавила уже более решительно: — Нет, на веки вечные. Ничего нельзя делать наполовину.
— Во всем хороша мера, — вставил Чарлз.
