— Ну а теперь, — неожиданно сказал Хендрири, приводя в порядок платье и направляясь к ним, словно он прочитал ее мысли, — давайте испробуем лазейку.
Он позвал старших сыновей, и, поплевав на руки, они ухватились за дощечку, прикрывающую дыру в двери.
— Раз, два, три, ух! — произнес нараспев Хендрири.
Они изо всех сил толкнули дощечку вверх, и она медленно, со скрипом, повернулась на гвозде, открыв глазам похожее на арку отверстие.
Под взял свечу и выглянул наружу; он увидел траву и камни и до того, как ветер чуть не задул пламя, мелькнувшую перед глазами тень. Под заслонил пламя свечи ладонью.
— Быстрее, Под, — еле дыша, произнес Хендрири, — эта деревяшка тяжелая…
Под опять посмотрел в дыру: ни травы, ни камней, — струящийся мрак, еле слышное дыхание и неожиданно возникшие две огненные точки, как острия булавки, — немигающие, неподвижные, беспощадные.
— Бросайте деревяшку, — еле слышно сказал Под, не разжимая губ. — Быстрее, — еще тише проговорил он, так как Хендрири замешкался. — Ты что — не слышишь колокольчик? — И замер на месте, держа свечу перед собой.
Раздался глухой стук упавшей дощечки и одновременно с ним визг Хомили.
— Ты тоже видела его? — спросил Под, оборачиваясь.
Поставив свечу на пол, он, все еще тяжело дыша, вытер лоб рукавом.
— Видела его? — вскричала Хомили. — Да, еще секунда — и он был бы тут, среди нас.
Тиммис заплакал и Арриэтта подбежала к нему.
— Все в порядке, Тиммис, он ушел. Это был всего лишь хорек. Старый, ручной хорек. Пошли, я расскажу тебе сказку.
Она отвела его под грубо сколоченный деревянный стол, под которым еще раньше заметила большую книгу. Поставив ее на края переплета, Арриэтта превратила книгу в шалаш, и они забрались вдвоем под его уютный кров.
— Что это было? — спросила ничего не заметившая Люпи.
— То самое, что сказала Арриэтта, — хорек, — ответил ей Под, — хорек Тома, скорее всего. Если это так, он будет теперь день и ночь бродить вокруг дома, искать, как бы ему попасть внутрь… — Он обернулся к Хомили. — О том, чтобы уйти сегодня, нечего и думать.
Люпи, стоявшая в очаге, где зола все еще не потеряла тепла, опустилась на пустой спичечный коробок; тот угрожающе заскрипел.
— Был бы тут, среди нас, — чуть слышно повторила она, закрывая глаза, точно боясь увидеть это страшное зрелище. И махнула несколько раз рукой, чтобы рассеять поднявшееся облачко золы.
— Ну что ж, Под, — проговорил, помолчав Хендрири, — ничего не поделаешь.
— Что ты хочешь сказать? — спросил Под.
— Этим путем вам не выйти. Хорек будет кружить возле дома неделю за неделей.
— Да… — согласился Под и замолчал. — Нам надо снова все обдумать.
Он тревожно посмотрел на закрытое ставнями окно; в меньшем окошечке стекло было вмуровано в стену, свет оно давало, но не открывалось. Нет, здесь не пройдешь.
— Давайте взглянем на прачечную, — сказал Под.
Дверь туда, к счастью, была закрыта неплотно, и Под протиснулся в щель. Хендрири и Хомили проскользнули следом, немного погодя за ними вошла туда Арриэтта. Ей не терпелось увидеть прачечную, как и все прочие уголки этого огромного человечьего жилья, которое находилось теперь в их владении. В неровном свете свечи она заметила, что очаг здесь находится там же, где высится за стеной очаг в комнате, а в очаге стоит закопченная кухонная плита; пол, как и там, вымощен каменными плитами. В одном углу виднелся старый бельевой каток, в другом — медный котел для кипячения. У стены под окном была каменная раковина. Окно плотно закрывали ставни. Дверь наружу была заперта на два засова и для крепости обита внизу листом цинка.
— Нет, здесь ничего не выйдет, — сказал Хендрири.
— Да, — согласился Под.
Они вернулись в комнату. Люпи немного оправилась и слезла с коробка, чуть не расплющив его. Она уже привела свою одежду в порядок и сейчас собирала добычу, готовясь подняться наверх.
— Пошли, детки, — звала она, — скоро полночь, завтра у нас будет целый день…
Увидев Хендрири, она сказала:
— Пожалуй, пора перекусить. — Она хихикнула. — Я немного устала… Этот хорек и все такое прочее.
Хендрири взглянул на Пода.
— А вы как же? — и, так как Под молчал, он обернулся к Люпи: — У них тоже был трудный день… этот хорек и все такое прочее… и сегодня им не выйти…
— Да? — сказала Люпи и уставилась на Пода. Казалось, она захвачена врасплох.
— Что у нас на ужин? — спросил ее Хендрири.
— Шесть вареных каштанов… — она приостановилась, — …И по копченой рыбке тебе и старшим мальчикам.
— Может быть, откроем какую-нибудь банку? — предложил Хендрири после неловкой паузы.
Люпи не ответила, пауза затянулась.
— Да, конечно… — начала она в смятении, но тут ее прервала Хомили:
— Большое спасибо, это очень любезно с вашей стороны, но у нас самих есть три печеных каштана. И яйцо.
— Яйцо? — удивленно переспросила Люпи. — Какое яйцо?
— Куриное.
— Куриное яйцо? — снова повторила за ней Люпи так, словно курица — это птеродактиль или какая- нибудь легендарная птица вроде феникса. — Где вы его взяли?
— О, — сказала Хомили, — оно у нас давно.
— И мы хотели бы побыть немного здесь, внизу, — сказал Под, — если вы не возражаете.
— Нисколько, нисколько, — натянуто сказала Люпи. Она все еще ломала себе голову, откуда у них взялось яйцо. — Пошли, Тиммис..
Прошло немало времени, пока все сошлись вместе. То и дело мальчики возвращались за забытыми вещами, звали друг друга, смеялись, ссорились, болтали.
— По одному, — не переставала повторять Люпи, когда все сгрудились под лестницей. — По одному, мои ягнятки.
Но вот они поднялись наверх и с площадки, откуда гулко доносился каждый звук, вошли во внутренние комнаты. Теперь до Арриэтты долетало лишь тихое журчание голосов, приглушенные раскаты смеха и еле слышное попискивание.
«Для человеков, верно, что мыши, что мы», — подумала Арриэтта, прислушиваясь. Но постепенно все замолкло, наступила тишина. Арриэтта обернулась и посмотрела на родителей: наконец они были одни.
Глава девятая
— Между молотом и наковальней, вот мы где, — сказал Под с вымученной улыбкой: он цитировал изречение из календаря с пословицами и поговорками, где Арриэтта. вела дневник.
Они сгрудились вместе на неостывших камнях очага, рядом валялся в золе железный совок, все еще слишком горячий, чтобы на него сесть. Хомили затащила сюда мятый спичечный коробок, — при ее весе он вполне ей годился. Под и Арриэтта пристроились на обугленной головешке; три зажженные свечи стояли между ними в золе. Огромная комната была погружена во мрак, и, когда замерли все звуки (семейство Хендрири, наверно, село за ужин), Арриэтта почувствовала, что они все глубже погружаются в тишину.
Вдруг ее нарушило слабое позвякивание колокольчика — казалось, оно звучит совсем рядом, — затем
