— Чтобы не сразу прогорело. Ночью огонь нужен, долго чтобы светил.
Потом поджёг. По жалкой кучке топлива побежали голубенькие огоньки, поднялись клубы вонючего дыма.
— Фу, — сказал Йоля, отодвигаясь подальше.
— А ты думала, как? — Аршак выдавил бледную ухмылку. — Манис — он не цветочками гадит. А другого топлива ты здесь не сыщешь.
Потом позвал ученика и отдал приказ — произнёс несколько слов на языке дикарей. Мальчишка убрался из круга собирать всё, что может гореть.
— Не сожрут его там? — спросил водитель мотоциклетки.
Уже начало темнеть, тени стелились по пустыне, подбирались всё ближе к лагерю, а фары беглецы не включали, берегли энергию. Призрачный бледный огонёк костра, по крайней мере, создавал иллюзию безопасности, возле огня было спокойней.
— Ха, — Аршак покачал головой, — он здесь сам кого хош съест, ты не гляди, что мелкий, он словно змеюка, прыткий и зубастый. Вот такие, как он, и есть пустыня. Он бы и меня сожрал, когда б мог.
Мальчишка вернулся, вывалил добычу под ноги Аршаку, пробормотал несколько слов и снова ускакал в темень. Он не боялся пустыни. Харьковчане грустили, глядя на тощие язычки пламени, все устали от жары и пыли, всех грызли сомнения и неуверенность. Самоха принялся вполголоса жаловаться, что ему теперь придётся отвечать за гибель колонны.
— Вали на корабельщиков, — посоветовал Игнаш. — Они, скажи, напали.
Йоля многозначительно хмыкнула. Мажуга вспомнил, как рассказывал насчёт правила, чтобы без надобности не врать. Покосился на девчонку и добавил:
— Это, кстати, не совсем неправда, заваруха-то в Трубе началась, да и сейчас корабельщики к нам — без особой радости. И, главное, Графа ты мёртвым видел. Опиши таким образом, что на Корабле на нас напали, была драка, колонна погибла, но Граф теперь точно мёртв. Неплохо звучит, а?
— Ну да… — кислым голосом протянул управленец. — По крайности, наш цех такой слушок пустит, что всё было ради того, чтоб с Графом поквитаться, и это у нас вышло. Но если ракеты ещё где себя покажут…
— Этим, которые с ракетами, сперва нужно через Мост прорваться, — напомнил водитель мотоциклетки. — Может, мы как к Мосту подкатим, там их косточки найдём?
— Это вряд ли, скорей они и Мост разнесут. Эй! Чой-та?
Брезент рядом с Самохой зашевелился, заскрипел раздвигаемый песок. Потом всё успокоилось.
— Ничего, — успокоил Аршак. — То мелкая тварь была. Краб молодой или змея.
— Ядовитая?
— Кто ж её знает. Наткнулась не брезент и ушла, поищет другой путь к поверхности. Днём-то она в песке спит, наружу не лезет, а теперь пора ей наверх.
Самоха, не слушая обстоятельных объяснений, уже вскочил и направился к сендеру. Несмотря на спокойствие Аршака, ночевать харьковчане решили там.
Устаиваясь на ночлег в сендере, Йоля попросила:
— Дядька Мажуга, ты спи как-то почутче, а? Ещё подкрадётся этот косматый, краба мне подсунет или змею.
— Да уж, нажила ты, Йоля, дружка, ничего не скажешь…
В этот раз Йоле снились крабы. Она несколько раз просыпалась, в страхе, что сон обернётся явью, но всё было спокойно. Уголёк так никакой каверзы и не устроил. Может, считал, что уже отомстил, а может, краба подходящего не нашёл. Наутро Аршак, прежде чем отправляться, обошёл окрестности. Возвратился недовольный, подозвал Уголька, проводники долго лопотали между собой на дикарском наречии. Судя по жестам, Аршак требовал ответа, мальчишка мотал головой, отказывался.
Потом старик отстал от Уголька и объяснил:
— Манис наследил, совсем рядом. Здоровенная такая скотина и следы глубокие, тяжёлый то есть манис был. То ли очень большой и потому без стада сам бегает. То ли наездник на нём сидел. Этот сопляк твердит: ничего не видел, под утро заснул. Может и так.
— Так чего делать будем? — спросил один из карателей.
— Известно чего, дальше двинем, только осторожней. Без спешки катить станем, в пустыне торопиться вредно.
Собрались быстро, Аршак велел Угольку затоптать пятно копоти, оставленное костром, и поехали дальше. Поначалу ветерок нёс какое-то облегчение, потом солнце поднялось, стало жарко, и ветер сделался знойным и сухим. Аршак беспокоился, он несколько раз просил остановить сендер, вставал и оглядывался, прикрывая глаза широкой ладонью, словно козырьком. Потом и Самоха угадал причину его беспокойства, указал Йоле:
— Гляди, следы.
Цепочка почти совсем занесённых ветром отпечатков тянулась по равнине и скрывалась за гребнем невысокой песчаной гряды. Всего лишь углубления в рыхлом слое ила, но Аршак казался едва ли не напуганным. Он посоветовался с учеником, подумал немного и потребовал сменить направление:
— Сделаем крюк, немного времени потеряем, зато кочевых со следа собьём. Если это кочевые, конечно… Ветер поднимается, наши колеи занесёт.
Сендеры и мотоциклетка свернули вправо, хотя Мост, по расчётам Игнаша, должен был находиться скорей левее. Что же, резонно. Если маленькую колонну в самом деле выслеживают дикари, то засаду устроят между ними и Мостом — где-то дальше. А сейчас не следят, чтобы усыпить бдительность добычи. Это значит, если повезёт, харьковчане смогут оторваться от преследователей, которые ждут на пути к Мосту.
Некоторое время катили, ничего подозрительного не замечая, потом Аршак снова забеспокоился. Он приказал остановиться и отправил Уголька проверить, что за песчаными насыпями впереди по ходу. Барханы там навалило выше человеческого роста, может оказаться засада.
Парнишка кивнул и, как обычно, вприпрыжку умчался. Ему зной и сушь были нипочём, юный дикарь скакал так же резво, как и в день первой встречи, на Мосту. Харьковчане следили, как он поднимается на холм, потом Уголёк оглянулся и бодро почесал на другую сторону. Вот его косички в последний раз подпрыгнули над гребнем бархана и пропали. Ожидание затягивалось… Ветер окреп, на бурю это было не похоже, но воздух вокруг наполнился пылью, шорох песчинок скрадывал любой звук, тишина сменилась колким и резким шуршанием.
— Зачем он туда полез, — буркнул Аршак. — Я ему велел только на гребень подняться и оглядеться, не укрылись ли за холмиком кочевые… Пойду сам гляну.
— Может, вместе? — предложил один водитель Самохи.
— Нет уж, лучше я один. Вас дикари учуют, — старик выразительно прикоснулся пальцем к загорелому хрящеватому носу. — Они, как звери, нюхом сильны. А от вас потом разит, да выпивкой, да дурман-травой, а первое дело, водой! Воды в вас много, а здесь всё живое высушено, совсем иной запах!
Аршак осторожно приблизился к длинному холму, присел, разглядывая следы Уголька, зачерпнул горсть песка, понюхал.
— Чего это он, дядька Мажуга? — с тревогой спросила Йоля.
— А некроз его разберёт. Это в городе я всё понимаю, что происходит да чего откуда ждать, а здесь не больше твоего знаю.
Старик выпрямился, опустил руку, позволив песку просыпаться. Ветер понёс его, развеивая в серую полосу, а проводник решительно направился к гребню, его следы образовали цепочку, параллельную отпечаткам босых ног мальца, уже наполовину занесённым иловой пылью. Когда Аршак достиг переката, по ту сторону раздался громкий шорох и шипение, старик присел, вскидывая ружьё, налетел новый порыв ветра, взметнулся ворох пыли, в сером мареве ударил выстрел… Когда стихло и песчаное облако развеялось, старика на гребне уже не было. И тут округа огласилась протяжным воем, кричали сразу с нескольких сторон. Слов было не разобрать, что-то наподобие:
— Уллы-ы-а-а-а!!!
Игнаш торопливо сдал назад, Йоля, привставшая, чтобы разглядеть, что со стариком, повалилась вперёд. Водители самохиного сендера и мотоциклетки сообразили, что дело плохо, только когда на гребне
