песчаной гряды показались наездники на ящерах. Полуголые темнокожие дикари били манисов твёрдыми пятками в бока, выли и потрясали копьями. Из мотоциклетки ударил автомат, Самоха завозился на сиденье, вытаскивая оружие… Игнаш сдавал назад, руль он держал левой рукой, правой выдернул из кобуры кольт, но пока не стрелял. Автоматная очередь срезала двух манисов с наездниками, но несколько дикарей подлетели на расстояние в пару десятков шагов и метнули копья. Отточенные арматурные прутья ударили по решётке, прикрывавшей карателей, одно проникло внутрь и поразило водителя. Мотоциклетка, как раз начавшая разворот, вильнула и завалилась набок. Орущий водитель и стрелок выбрались из-под кожуха, но дикари уже кружили коло них, занося копья и топорики. Сендер Самохи успел развернуться, и управленец стрелял назад, неловко вывернув руку. Ржавый тоже дал несколько выстрелов, чтобы отогнать дикарей от экипажа упавшей мотоциклетки, одного подстрелил, и людоед, взмахнув руками, завалился назад, его манис, пронзительно шипя и разбрасывая песок тяжёлыми лапами, поскакал в сторону. Трое дикарей сиганули со спин ящеров на карателей, пару раз щёлкнул пистолетный выстрел, и людоеды снова взвыли. Несколько человек уже скакали за сендером Самохи, а Игнаш с Йолей, сообразившие первыми, смогли откатить достаточно далеко, чтобы за ними не стали гнаться. Во всяком случае, погони не наблюдалось.
— Гони, дядька, гони! — орала Йоля. Она вытащила «беретту», но так ни разу не пальнула.
Мажуга вёл сендер, удаляясь от места схватки… однако радоваться было рано. Из-за бугра наперерез им выскочили двое наездников, завыли, взмахнули копьями.
— Пригнись! — рявкнул Игнаш, выворачивая руль.
Сендер вильнул, уходя от столкновения. Копьё со скрежетом вонзилось позади Йоли, чуть-чуть не долетев до спинки сиденья. Людоеды понукали манисов и завывали дурными голосами. Теперь ветер гнал пыль в лицо Мажуге, он плохо видел дорогу, а развернуться не мог — преследователи не отставали.
— Стреляй в них! — крикнул он. — Стреляй, дура! Не уйти нам!
Йоля встала коленями на сиденье, опёрла руку на спинку и прицелилась. Захлопали выстрелы. Вой позади стих, Мажуга рискнул сбросить скорость и оглянуться. Манис грузно шевелился в песке, рядом с ним лежало распростёртое тело. Второго дикаря не было видно. Ржавый остановил сендер, утёр испарину и стал заряжать кольт.
— Ты чего, дядька? Едем отсюдова скорей, а?
— Нужно глянуть, что с остальными. Ты что-нибудь слышишь?
— Ничего. А чо я должна услыхать?
— Выстрелы.
— Не, не слыхать.
— Паршиво. Значит, не отбились цеховые.
— А чего нам теперь делать?
— Ждать. Пистолет заряди. Отъедем немного, переждём. Потом возвратимся, глянем, как там наши.
Ветер окреп, он нёс пыль, укрывая окрестности серой завесью.
— Ай, гляди — вон они, снова!
Сзади сквозь пыль проступили несколько высоких силуэтов, приближались наездники на ящерах. Они, похоже, ещё не разглядели сендер. Мажуга врубил передачу, но, стоило двигателю взреветь, дикари тут же развернули манисов на звук. Сендер помчался от них, людоеды погнали зверей в погоню. Йоля снова вскарабкалась на сиденье и открыла огонь.
— Рано, погоди! — выкрикнул Ржавый.
— Я ж попала! Чтоб мне в некроз провалиться, один готов!
Йолей овладел азарт. Издалека, когда не глядишь противнику в глаза, она стреляла лихо. Из-за этого расстреляла все патроны, но больше никого не задела. Сползла на место и потянула магазин — перезарядить. Расстояние, отделяющее наездников от беглецов, медленно росло. Справа из песчаного марева вылетел ещё один всадник, взмахнул рукой. Тяжёлый предмет, прочертив в сером воздухе дугу, шлёпнулся Йоле на колени. Она взвизгнула и уронила «беретту» — на неё пялилась мёртвыми глазами отрезанная голова Аршака. Наездник, швырнувший этот снаряд, завизжал тоненьким голоском.
— Уголёк, паскуда, — прорычал Игнаш. Протянул руку, отыскал слипшиеся от крови патлы на мёртвой голове, поднял.
Йоля, подвывая, зашарила под ногами, нащупывая оружие. Ржавый повернул руль, медленно разворачивая сендер. Уголёк тоже сменил направление, устремляясь наперерез. В его руке появился тесак, мальчишка размахивал оружием и визжал. Солнечный луч пробился сквозь тучи песка и пыли, осветил раскрытый рот дикаря и разметавшиеся косички, блеснул в глазах.
Мажуга резко крутанул руль, направляя сендер прямо на всадника. Тот ударил маниса пятками, но не успел уйти от столкновения. Тяжкий удар сотряс кузов, Йоля снова выронила разряженную «беретту» и повалилась вперёд. Совсем рядом, у неё над головой пронзительно заверещал ушибленный ящер, а когда она, подцепив пистолет, выпрямилась — прямо перед ней на капоте сидел молодой дикарь, и поднимал тускло блестящий клинок. Мажуга, привстав, швырнул отрезанную голову в Уголька, угодил в лицо, мальчишка кувыркнулся с капота, в воздухе мелькнули пятки… Игнаш, проехав немного, затормозил, вытянул из кобуры кольт и встал, озираясь. Уголёк пропал. В нескольких десятках шагов от сендера манис, хромая, удалялся в пустыню, его силуэт медленно таял в сером мареве. Свистел ветер, песчинка шуршали по обшивке сендера и всхлипывала Йоля…
— Отъедем немного, пусть потеряют нас, — решил Игнаш.
Ветер то немного стихал, но с новой силой швырял в лицо мелкий колючий песок. Мажуга проехал несколько сот шагов и развернул сендер. Вокруг всё было серым, пустыня казалась расчерченной полосами несущейся в воздухе пыли, над верхушками песчаных бугров словно курился дым — там возникали и распадались небольшие смерчи. Когда двигатель заглох, стало слышно лишь вой ветра и тоненький скрип песчинок о борта.
— А я нос разбила, — пожаловалась Йоля.
Игнаш не ответил, он оглядывался, стараясь запомнить, в какой стороне отсюда произошла схватка. Ветер мгновенно заметал следы, а барханы и тощие колючки между ними были слишком похожи и не могли служить ориентиром. Йоля наконец занялась «береттой», снарядила магазин, повертела оружие в руке… да так и не рискнула убирать в кобуру. Казалось, вот-вот снова выскочат откуда-то вопящие людоеды.
— Что ж теперь делать? — снова заговорила девчонка. — Куда бежать-то?
— Кажется, ветер стихает.
— Ну.
— Когда стемнеет, попробую отыскать наших, может, кто ещё уцелел.
К вечеру ветер пропал вовсе, и стало невероятно тихо. Йоля даже несколько раз пощупала уши — совсем уж непривычно. В Харькове непрерывно шумела вентиляционная система, вся жизнь прошла под эти звуки. Ещё она несколько раз пощупала разбитый нос. Кровь перестала течь, зато осталась царапина и опухоль. Когда солнце опустилось к череде невысоких барханов на западе, Мажуга повёл сендер обратно, ехал медленно, высматривая приметы недавней схватки. Наткнулись на труп маниса, на котором пировала парочка катранов. Четыре небольших чёрных птицы сидели поодаль на песчаном пригорке и терпеливо ожидали своей очереди. Хлопая крыльями, опустилась пятая и замерла, словно изваяние из чёрного камня. Более крупный катран оторвался от еды и вразвалку сделал несколько шагов к сендеру. Оттянутое брюхо раскачивалось при всяком движении из стороны в сторону. Хищник поднял морду, разинул пасть и засипел, показывая окровавленные клыки. Йоля подняла пистолет, но Мажуга бросил:
— Не надо. Объедем стороной.
Обогнув место пиршества пустынных тварей, они покатили дальше. Ехал Мажуга медленно, и к месту, где дикари устроили засаду, добрались, когда солнце село, и небо над пустыней быстро темнело. Сендер Самохи уехал недалеко, меньше сотни шагов отделяло его от опрокинутой мотоциклетки. Мертвецов не было — ни оружейников, ни дикарей.
— Все тела унесли, — заметил Мажуга. — Наверное, тащить недалеко. Значит, придётся быть осторожными и фары не включать. Посиди здесь.
Он выбрался на песок и побрёл к сендеру, осмотрел сиденья, залез в багажник. Йоля, привстав, следила за тем, как он то появляется на виду, то исчезает за бортом сендера. Мажуга нашёл пустую
