своим богатством и положением в обществе».
— Хорошо. Послушай, у меня есть идея. Ты дашь указание своему управляющему или адвокату выписать банковский чек.
— Банковский чек? — выпрямился Куин, и в его глазах промелькнула тревога.
— Да. Я решила, что единственный способ заставить вас с Люком перестать смотреть на меня как на жалкое создание, — это потребовать, чтобы каждый из вас выделил смехотворную сумму денег.
Куин насупил брови, но, казалось, был готов согласиться на все, о чем она попросит.
— Все, что ты хочешь, Грейс, твое.
— Это не для меня. Это пожертвование для благотворительных целей. В конце концов, сейчас наступает время благотворительности, ведь так?
— И что же это за достойный повод, умоляю, скажи?
— Сиротский приют.
— Насколько неприличную сумму ты предлагаешь выделить? — с восхищенным лицом спросил Куин.
— Достаточную, чтобы заставить тебя подумать дважды, прежде чем еще когда-нибудь извиняться перед Шеффилд, — с улыбкой промурлыкала Грейс.
— Понятно, — подмигнул Куин.
— Нет, думаю, ты не понимаешь. — Поразительно, как улыбка, которая когда-то заставляла Грейс краснеть от удовольствия, теперь не произвела на нее никакого впечатления.
— Я удвою сумму, которую ты назовешь, — заявил Куин, и его благородная улыбка стала еще шире.
— Пять тысяч фунтов.
Эта цифра стерла улыбку с его лица. Пяти тысяч было достаточно, чтобы вполне пристойно содержать большой дом и всю его прислугу в течение года и даже дольше.
— Грейс, покупка имения Трихэллоу для Джорджианы и ее семьи тяжким бременем легла на… — Куин запнулся, но тут же продолжил: — Мои адвокаты передадут десять тысяч фунтов на…
— Я сжалюсь над тобой, Куин. Мне следовало сразу пояснить: предполагаю, что вы с Люком поделите эту ношу. Я не стану заставлять тебя удваивать эту сумму.
Куин резко выдохнул, но лицо его оставалось красным.
— Эй, Куин!
— Да? — выпрямился он, наконец.
— Спасибо.
— Нет, это я должен…
— Да не за пожертвование.
— Тогда за что?
— За то, что женишься на Джорджиане. За то, что отпускаешь меня.
— Ты подпала под чары того дикаря, да?
— Нет.
— Берегись, Грейс! — покачал головой Куин. — Я единственный из всех узнаю теперь эти признаки.
— И что же это за признаки?
— Ну, для начала — исполненные решимости односложные ответы.
— Значит, по-твоему, я должна хитрить и изворачиваться? — рассмеялась Грейс.
— Да, но только если ты умеешь делать это убедительно. — Куин поправил одеяло на коленях у Грейс. — Я бы хотел, чтобы у тебя была реальная возможность для совместного будущего с ним. Но этого не может быть. Этот джентльмен не стоит тебя, моя дорогая. Да он и не джентльмен вовсе.
— А мне все представляется совершенно по-другому.
— Да? И как же?
— Ты считаешь, что он плох, потому что у него нет достойного положения в обществе. Но, видишь ли, дело не в этом. Я предпочла не оставаться с ним, потому что он настолько глуп, что позволил встать на своем пути искаженному понятию гордости. Этот человек взял на себя смелость утверждать, что жениться на даме с таким состоянием, как у меня, когда у самого за душой мало что есть, неправильно.
— Может, это какая-то страшная болезнь, поражающая людей в колониях, — скривил губы Куин.
— Скорее всего, запущенный случай. Я не знаю ни одного аристократа, который позволит богатству помешать заключению брака.
Куин захохотал, и Грейс, не удержавшись, рассмеялась вместе с ним. Напряжение, царившее до этого, сразу пропало, и они смеялись до тех пор, пока не выбились из сил.
Но в душе Грейс понимала, что слезы текли по ее щекам вовсе не от радости. Она наконец позволила себе осознать всю тяжесть правды.
Майкл Раньер, она знала, никогда бы не позволил гордости встать на своем пути, если бы хотел чего- то или кого-то. Его, как лавину, ничто не могло остановить в пути.
Он не захотел разделить с ней свою жизнь. И поэтому произнес слова, которым, как он считал, богатая графиня должна поверить.
Ладно.
Мистер Раньер забыл свое, высказанное ранее, странное утверждение. Возможно, она действительно викинг по своей сути, а не аристократка, которых развелось безмерное количество. По какой-то странной причине, анализировать которую она отказывалась, Грейс почувствовала внутри прилив сил. Она была просто благодарна тому, что они появились у нее.
Грейс посмотрела в небольшое окошко экипажа и в сумерках увидела очертания самых высоких шпилей Лондона, похожих на мачты кораблей.
Пришло время совершить набег.
Поразительно, как природа способна украсить то, что когда-то разрушил человек.
Майкл сидел верхом на Сиу и пристально рассматривал открывавшийся ему вид с утеса одной из самых знаменитых возвышенностей Дербишира. Ветер обдувал Майкла со всех сторон, но он не чувствовал холода. Открывшийся ему вдали вид лишил его способности логически мыслить.
Он не видел этого почти два десятилетия. И даже не думал, что когда-нибудь у него появится шанс увидеть это опять.
Уоллес-Эбби… или, вернее сказать, обуглившиеся остатки одного из старейших и самых красивых поместий Англии торчали из поникшей от зимнего холода травы. Христианский мир, совершенно очевидно, отказался от обломков и передал это творение рук человеческих дьяволу. На фоне потрясений из-за передачи власти от сумасшедшего короля Георга принцу-регенту и длительного участия страны в войне принц и палата лордов, вероятно, много лет назад отпихнули проблему сгоревшего поместья Уоллесов на самое последнее место в списке важных дел.
Теперь Майкл осознал, что где-то в душе он пытался забыть, что когда-то родился или жил здесь. Понимание того, кем он мог бы стать, если бы не совершил так много ужасных ошибок, было невыносимым. Но теперь, когда поместье Уоллес-Эбби раскинулось перед ним во всем своем разрушенном величии, преувеличенные страхи молодости растаяли без следа. И Майкл не мог остановить прилив воодушевления, возникший вместе с проблесками неосуществимой мечты. Ему вдруг захотелось знать, стало ли это имущество собственностью Короны опять, или за землей присматривают управляющие, назначенные какой-нибудь неизвестной властью. Он очень живо представил себе, как можно восстановить поместье до былого великолепия.
Даже на таком приличном расстоянии были видны некоторые признаки того, что кто-то либо арендовал землю, либо ее захватили соседние жители. Повсюду виднелись следы выпаса овец, а вспаханная земля свидетельствовала о собранном урожае, Майкл был рад. По крайней мере, кто-то получал от поместья пользу.
Майкл погрузился в свои мысли, но тут же очнулся, когда его кобыла захрапела и ударила копытом по каменистой пустоши, подавая сигнал о своем недоверии к возвышенности. Майкл повернул Сиу и направил ее к одинокому кусту боярышника у них за спиной. Спешившись, он позволил лошади пощипать редкие пучки
