А вот толкового и относительно честного казначея никто заменить не мог — особенно во время погрузки. Что же до знающего боцмана, то он необходим всегда и вдвойне теперь, когда Джек Обри остался без таких отменных моряков, какими были старшины грот и фор-марсовых. В душе капитана шла борьба между преданностью своему экипажу и преданностью своему кораблю. Разумеется, последняя одержала верх, хотя он, в известной степени, испытывал угрызения совести.
Напротив монастыря Джек встретил Дженкинсона, флаг-лейтенанта сэра Фрэнсиса. До этого он ограничивался тем, что кивал или махал рукой в знак приветствия разным знакомым, спеша по делам. Но на сей раз, после обмена любезностями, Обри произнес:
— Я в некотором затруднении, мистер Дженкинсон: главнокомандующий был настолько добр ко мне, что мне было неловко упоминать о нехватке на «Сюрпризе» двадцати восьми человек. Как вы полагаете, нельзя ли будет поднять этот вопрос сегодня до отплытия адмирала?
— Очень сомневаюсь, сэр, — без колебания ответил флаг-лейтенант. — Очень сомневаюсь, что это будет своевременно. — В почтительных выражениях он объяснил Обри, что капитану самому придется выбивать из адмирала порта все необходимое. Растолковав Джеку положение дел, флаг-офицер спросил: — Разве мистер Мэтьюрин не обедает на борту флагмана? По-моему, у мистера Покока есть к доктору важный разговор, а адмирал не уверен, что его приглашение на обед прозвучало для мистера Мэтьюрина достаточно внятно. На обратном пути я как раз по этой причине собирался подняться на ваш корабль.
— Должен признаться, я и сам толком не понял, что доктор приглашен, — сказал Джек Обри. — Но я немедля дам ему знать, что он нужен сэру Фрэнсису. — Черкнув несколько слов в записной книжке, он вырвал листок и протянул его мичману со словами: — Кэлами, мчитесь на судно и передайте записку доктору, хорошо? Если его нет на борту, вы должны найти его, если даже вам придется подняться на башню О'Хары. Но, скорее всего, он в госпитале.
Пройдя сотню ярдов, Джек лицом к лицу столкнулся со своим старинным приятелем, капитаном «Эдинбурга» Дандесом. При встрече с таким другом не отделаешься кивком или взмахом руки.
— У тебя какой-то озадаченный вид, Джек, — заметил Дандес. — В чем дело? И почему ты разгуливаешь в круглой шляпе и этих дурацких панталонах? Если адмирал увидит тебя в таком виде, он посадит тебя под арест за то, что ты, как изволит выражаться его превосходительство, расфуфырился как лавочник.
— Проводи меня, Хен, и я тебе все объясню, — ответил Джек Обри. — Дело в том, что я
— И все же, — продолжал Дандес, — я рад, что ты не возвращаешься домой, чтобы поставить бедный «Сюрприз» на прикол или пустить его на дрова. Можно узнать, куда ты отправляешься, или же это секрет?
— Тебе я скажу, — вполголоса отвечал Джек Обри. — Только уж будь добр, держи язык за зубами. Мы будем охранять китобоев. Кстати, я помню, что в твоей каюте всегда была уйма книг. Нет ли у тебя чего- нибудь о китобойном промысле? В этом деле я ни в зуб ногой.
— В северных или южных водах?
— В южных.
— Был у меня том Колнета, но я сглупил и дал ее кому-то почитать. Впрочем, есть выход. Ей-богу, Джек, есть выход, и какой! Здесь, в Гибралтаре, есть некто Аллен, Майкл Аллен, который был штурманом на «Тигре», но несколько месяцев назад его списали по болезни. Вот кто моряк до мозга костей! Одно время мы с ним служили вместе. Я только что видел его на «Параде», это было меньше получаса назад. Сейчас он здоров как грот-мачта и жаждет получить должность хоть на каком-нибудь судне. И он, на твое счастье, плавал вместе с Колнетом!
— Да кто ж он был, этот Колнет?
— Господь с тобой, Джек! Ты не знаешь, кто такой был Колнет?
— Если б знал, не стал бы спрашивать.
— Но ты обязательно должен знать про Колнета. Все о нем знают!
— Ну, и трещотка же ты, Хен, — недовольным тоном отозвался Джек Обри.
— Не знать про Колнета! Господи! Стыд и срам! Но ты должен помнить о нем. Перед последней войной, по-моему, в девяносто втором году наши купцы обратились к Адмиралтейству с просьбой выделить им экспедиционное судно, чтобы подыскать места для баз, где южные китобои могли бы запасаться топливом, водой и ремонтироваться. Адмиралтейство выделило им шлюп «Рэттлер» под командой Колнета, которому предоставило продолжительный отпуск. В чине мичмана он плавал еще вместе с Куком, и вот он вновь провел судно вокруг мыса Горн в Тихий океан…
— Прости меня, Хенидж, — прервал его Джек. — Но мне нужно спешить в контору адмирала порта. Будь добр, загляни к Ричардсону, — он кивнул в сторону открытой двери, укрывавшейся в тени таверны. — Подожди меня с бутылкой доброго вина. Я не заставлю себя ждать, обещаю.
Действительно, он не заставил себя ждать. Капитан резко вошел в просторное помещение, пол которого был посыпан песком, нагнув голову, чтобы не удариться о косяк. Обычно румяное лицо Джека было теперь красней помидора, а синие глаза пылали гневом. Сев за стол, он единым духом осушил бокал светлого эля и просвистел мелодию.
— Ты знаешь, какие слова положены на этот мотивчик?
Дандес тут же с чувством продекламировал:
— Ты, адмирал Магона Порта, Стократ гнусней морского черта!..
— Вот-вот, — отозвался Джек Обри.
В это же самое время, обращаясь к отцу Мартину, Стивен заметил:
— Пролетело еще восемь черных аистов. По-моему, всего получается семнадцать.
— Семнадцать и есть, — согласился Мартин, глянув на листок, лежавший у него на колене. — А что это была за птичка, летевшая ниже остальных, внизу на левом фланге?
— Всего лишь плоскохвостый веретенник, — отозвался Стивен.
— Всего лишь плоскохвостый веретенник, — повторил отец Мартин, безмятежно улыбаясь. — Наверно, рай похож на это место.
— Только там, пожалуй, не такие грубые и острые камни, — возразил Стивен, примостившийся на краю известняковой плиты. — Мандевиль сообщает, что там горы, поросшие мхом. Но не думайте, что я жалуюсь, — добавил он, и действительно, его худощавое лицо, обычно задумчивое и серьезное, теперь буквально сияло от удовольствия.
Оба приятеля сидели, забравшись на самый верх Гибралтарской скалы, вонзившейся в бескрайнее, безоблачное голубое небо. Слева от них серые утесы почти отвесно обрывались к морю; справа вдалеке простиралась бухта, которую бороздили суда. Впереди в голубоватой дымке маячили неясные очертания пиков африканских гор. Легкий юго-западный бриз освежал им щеки, из-за пролива неторопливо тянулись вереницы птиц. Тонкой ли цепочкой, широким ли строем, но птицы все время летели, и небо никогда не оставалось пустым. Одни, вроде черных грифов и аистов, казались огромными; другие, вроде усталого чеглока, который чистил свои алые штанишки на камне в каком-то десятке ярдов от наблюдателей, были совсем невеличками. Но все они, независимо от размера и повадок, летели рядом, не проявляя никаких признаков враждебности друг к другу. Иногда птицы взмывали ввысь плотной спиралью, но чаще всего стелились над самой поверхностью так низко, что можно было разглядеть кроваво-красные глаза грифа и оранжевые ястреба-тетеревятника.
— Вон там еще один императорский орел, — заметил отец Мартин.
— Действительно, — отозвался Стивен. — Спаси его, Господи!
Они уже давно перестали считать белых аистов, различных канюков, соколов, мелких орлов, коршунов и прочих хищников и теперь отмечали лишь самых редких пернатых. Слева от них, за чеглоком, спрятавшись в
