– Ты вернешься на свой корабль, вы немедленно отплывете отсюда. – Она повернулась увидела Джуда у себя за спиной и встретила взгляд его завораживающих глаз. Доминик быстро подняла руку, прикрывая лицо, но он, похоже, не заметил ее шрамов.
– Я знаю, ты говорила, что никогда не позволишь мне снова притронуться к тебе, Доминик. – Его голос звучал неуверенно и дрожал. – Можно, я… обниму тебя в последний раз?
Вскрикнув, словно раненая птица, Доминик бросилась в его объятия и, закрыв глаза, почувствовала, как тесно сомкнулись вокруг нее его руки. Она прижалась щекой к его грубой рубахе, желая, чтобы это мгновение никогда не кончалось.
– Наступит завтра, и я никогда больше не увижу твоего лица, – зашептал Джуд. – Но я хочу кое-что тебе сказать. Твоя жизнь окружена завесой тайны, и мне сквозь нее не проникнуть. Ты не оставляешь мне ничего, на что я мог бы опереться.
Доминик не отвечала: у нее в горле стоял ком, и голос не повиновался ей.
– Нельзя сказать, что встреча с тобой принесла мне одни только удовольствия, – продолжал Джуд.
– Я знаю, что доставила тебе много неприятностей.
Она почувствовала, как он затрясся от беззвучного смеха.
– Довольно точное замечание.
– Что ты хотел мне сказать? – спросила Доминик, не смея дышать и надеясь услышать, что он все еще ее любит.
– Вот что. Ты старалась убедить меня, будто у тебя было много мужчин, Доминик, но я знаю, что был первым.
Он все еще не выпускал ее из своих объятий, и Доминик приникла к нему еще ближе – отчасти потому, что ей хотелось бы стоять так вечно, отчасти оттого, что она не смела поднять на него глаз.
– Как ты узнал?
Боже милосердный, как он хотел ее в эту минуту! Но Джуд стоял, не шевелясь, и старался не думать о том, как она соблазнительна и желанна.
– Мужчины разбираются в таких вещах, Доминик.
– Но каким образом?
Он поднял ее лицо и нежно заглянул ей в глаза.
– Мужчина просто не может ошибиться насчет этого, Доминик.
Она отстранилась и ошеломленно уставилась на него.
– И ты мог спокойно смотреть, как я притворяюсь и делаю из себя идиотку? Почему ты так поступил?
– Спроси лучше себя, зачем тебе так понадобилось убеждать меня, будто ты птичка бывалая. Я с самого начала не мог понять, зачем ты пробралась на борт моего судна.
– Теперь это не имеет значения. Все это уже в прошлом и пусть там и остается.
Доминик не успела осознать, как это случилось. Она только взглянула в его глаза, страстно пожелав, чтобы он ее поцеловал, и уже в следующее мгновение из его груди вырвался вздох и он припал к ее губам.
Его руки гладили ее спину. Затем он высвободил ее рубашку из брюк и нежно коснулся ее груди. Она не оттолкнула его и тогда, когда его рука расстегнула пояс ее брюк и опустилась ниже, ласками принуждая ее сдаться.
– Только еще один раз, – проговорил он, подхватывая ее на руки и неся к своей кровати. Опустив ее на ложе, Джуд стал срывать с себя одежду, продолжая целовать ее губы, шею, грудь, и Доминик затрепетала от вспыхнувшего в крови желания.
– Я запрещала себе даже думать об этом, – дрожащим голосом произнесла Доминик.
– А я боролся с собой днем и ночью, чтобы не наброситься на тебя, – признался Джуд.
Его рука скользнула вверх от ее колена и мягко раздвинула ей бедра.
– Скажи, что ты не хочешь, и я остановлюсь, – прошептал он.
Доминик покачала головой и раскрыла ему навстречу губы.
От ее немого ответа у Джуда перехватило горло. Он проник в нее самым кончиком своей затвердевшей плоти и взглянул в ее пылающие страстью глаза.
– Ты еще можешь меня остановить.
Она изогнула бедра, принуждая его глубже войти в нее.
Его тело охватила дрожь наслаждения, и Джуд прижал Доминик к себе.
– Теперь меня уже не остановить, моя маленькая русалка.
Они вместе взлетали на волнах страсти, и каждый знал, что это их последняя ночь вдвоем.
Когда они наконец оторвались друг от друга, оба были опустошены – и телом, и душой.
– Останься со мной, – попросил он, целуя ее припухшие губы.
– Не проси меня об этом. – Она села и убрала с лица спутанные волосы. – Я не могу.
