– Вот! Правильный вопрос. – Он с облегчением вздохнул. – Я думал, ты так и не спросишь. – И, скрестив ноги на скамье, повернулся ко мне. – Спасибо за угощение, док.
– На здоровье.
И тут снова, как и в прошлых снах, на меня вдруг накатила какая-то вселенская грусть – без всякой видимой причины, столь неожиданно, что я понял: это не мои чувства, а чужие. Да что же, черт возьми, такое происходит? Я консультирую инопланетянку, моя девушка не хочет со мной разговаривать (к тому времени наши отношения с Нэнси совсем разладились), голова ноет не переставая, «Детройт Пистонс» опять проиграли, и, в довершение всего, меня взялся преследовать какой-то мальчишка с… и ведь я знал, отлично знал, кто он и откуда!
– Ты один из них! Ты оттуда!
– Ну да, – кивнул он.
– Но зачем? Что тебе нужно? Почему именно я?
– Дело в том… – Он вдруг осекся и осторожно дотронулся до моей руки. – Какой ты волосатый! – Потом продолжал: – Просто я решил… Понимаешь, когда ты еще маленький, они просто берут тебя и сажают в комнату снов. Там вообще нечего делать, можно только спать и смотреть сны, иначе совсем скучно, нет даже картинок – пустые стены, и все. Они ждут, когда ты начнешь о чем-нибудь думать, потому что любят картинки, особенно картинки из снов. Вот как эта. Только записывать сны не могут. Понимаешь? У них только фильмы памяти. Иногда дают увидеться с матерью, но ненадолго, и не дают до нее дотронуться и все такое – не любят они этого. Мы просто разговариваем, и вес. Вот она и рассказала мне о тебе. Я захотел встретиться, и…
Полный бред.
– С ними с ума сойдешь, пока заставишь себя выслушать, – продолжал он, – но иногда они разрешают посмотреть ленту-другую. Я оттуда и узнал о бейсболе и об Элвисе тоже. Ты его видел?
– Только в фильмах.
– Я тоже. Элвис – это сила! Вот кто умеет петь!
– Он умер, – заметил я и тут же понял, что допустил бестактность.
Глаза мальчика налились слезами, рот искривился печальным полумесяцем.
– Черт! Правда?
– Да. Извини.
– Черт… – повторил он, в сердцах ударив своим маленьким кулачком о бетон. Повертел в руках палочку от мороженого и продолжал: – Ну, в общем, я пришел сказать тебе, что там паршиво. Чертовски паршиво на самом деле. Не поиграешь и заняться нечем. Я все фильмы уже по два раза пересмотрел… – Он поднял на меня пристальный взгляд. – Не думаю, что стоит это делать.
– Что?
– Понимаешь… Ты мой единственный выход. Так что забудь все это! – Он решительно помахал рукой перед моим лицом, будто стирая что-то. – Ну зачем тебе трогать эту женщину? – Потом вздохнул, поднимаясь на ноги. – Ладно, мне пора. Ты уже просыпаешься. – И потрусил прочь. Я кинулся следом. Он обернулся. – Брось, все равно не догонишь.
Нас разделяло метра три. Я рванулся вперед изо всех сил и в падении успел схватить его за ногу. Мне почему-то казалось, что так я узнаю наверняка, настоящий ли он. Мальчик задумчиво посмотрел на мою руку, потом мне в глаза.
– Точно как они.
– Да кто ты такой, черт побери? – вспылил я.
– Твой будущий сын, – пожал он плечами. Я отпустил его и сел на траву.
– Но ты не думай… оно того не стоит… папочка, – проговорил он с дрожащей улыбкой. – Я не… не хочу быть… никем. Только не там.
Я закрыл глаза, не в силах вынести его взгляд. Когда снова открыл, его уже не было. Потом я проснулся, весь обмотанный влажными простынями.
Одна фраза из этого сна преследовала меня потом очень долго, звуча каждый раз на особый лад:
– Ну
– Ну зачем тебе
– Ну зачем тебе трогать
9
По большому счету, следующий визит Лоры следовало бы отменить. Накануне у нас с Нэнси произошел окончательный разрыв, и я явно был не в том состоянии, чтобы вникать еще и в чужие проблемы. Она забрала вещи и съехала с квартиры месяцем раньше, но встречаться мы продолжали – наверное, потому, что не имели других вариантов. В тот вечер мы засиделись допоздна: Нэнси была полна решимости «выяснить отношения» до конца. Сначала мы просто разговаривали, потом начали спорить. Потом она чем-то в меня кинула, то ли книгой, то ли будильником – не помню точно, было темно. Стыдно признаться, но я был страшно рад, что Нэнси наконец пришлось расстаться со своим драгоценным хладнокровием. Это был кульминационный пункт, завершивший бесконечный ряд всевозможных «ты всегда то», «ты никогда это», «если бы ты меня любил» и «как мне осточертело». Раунд за раундом, без всякого толку. Бесполезный выброс энергии, как у машины, буксующей в размытой колее. Тупик.
Нэнси, как я уже говорил, женщина необычайно здравомыслящая. Это качество просто неоценимо, когда вы покупаете мебель или составляете налоговую декларацию, но в других случаях чертовски раздражает. Очень трудно жить под одной крышей с человеком, который неизменно корректен и чьи суждения безупречно логически выверены и окончательны. К субъективистскому взгляду на мир Нэнси всегда относилась с презрением, снисходительно выслушивая чужую точку зрения – разумеется, неправильную. Впрочем, мы, пожалуй, подходили друг другу. Противоположности, как известно, притягиваются. Тот факт, что я ее в конце концов бросил, больше говорит обо мне, чем о ней. Я сплошь и рядом руководствуюсь одними эмоциями, слишком доверяя своей интуиции, с пеной у рта отстаиваю самые невероятные идеи вроде той, со снами и оперативной памятью, а люди вокруг косятся на меня как на придурка. Нэнси так и не смогла смириться с квантовыми скачками моей логики, со всеми этими дурацкими предчувствиями. «Слава богу, что ты не игрок, – фыркнула она как-то раз. – Вечно надеешься на счастливый случай».
Я должен был сознавать, что ступаю на зыбкую почву, заводя с Лорой беседу о сексе и греховности. Какими бы мотивами она ни руководствовалась, обратившись ко мне, надежда соблазнить меня была одной из первых. К сожалению, жертвы насилия часто стремятся к подобным отношениям с психотерапевтом. Я хорошо сознавал опасность, много читал на эту тему, но не слишком беспокоился. Мы всегда слишком в себе уверены, когда речь идет об искушениях, в которые нам еще не приходилось впадать.
– Так что, у них там вообще нет понятия греха? – недоверчиво хмыкнул я.
– Грех как таковой предполагает существование высшего закона, объективной морали. Они слишком практичны для этого.
– И никогда не испытывают угрызений совести – например, похищая людей?
Лора вновь пожала плечами, удивляясь моей наивности.
– Нет. А с какой стати? Люди им нужны, вот и все. В этом отношении они мало отличаются от вас, только им никогда не приходит в голову искать оправдания своим поступкам. Может быть, у них и нет морали, зато нет и лицемерия. «Веление судьбы», «будущее человечества», «отечество превыше всего»… Продолжать?
– Кто-то сказал, что чувство вины есть главный признак цивилизованности.
Она презрительно скривилась.
– Это все равно что сказать: «Неудача – главный признак успеха».
– Неужели ты можешь им простить то, как с тобой обращались?
– А как дети, подвергавшиеся насилию в семье, относятся к родителям? – прищурилась Лора. – Разве они не защищают их?
– Верно, – вздохнул я.
– На них трудно обижаться, – продолжала она, откинув назад длинные волосы. – Они не желали мне зла, просто так уж они устроены: если делают больно, то не нарочно, а потому только, что так получается.
